Наутро, когда выяснилось, что талистереский Яэн все же исчез с корабля, курс личной жизни капитана Тыниса Тиху еще резче склонился к богатой вдове. Сандер был на месте, но Яэн исчез. Никто не знал, когда и как он удрал. Шлюпка еще вчера была поднята на палубу.
- Быть может, писку-роотсиский Лаэс ночью тайком увез Яэна на шлюпке «Целебеса», - предположил Сандер.
Покусывая верхнюю губу, капитан долго всматривался прищуренными глазами в Сандера и старого штурмана. Тынис Тиху не буйствовал, но весь рейс от Ставангера до Петербурга он срывал свою злость втихомолку - и тем ощутительнее для всей команды. Везде он искал и находил поводы к придирке и не давал матросам покоя ни днем, ни ночью. То концы были неладно связаны, то не по его вкусу сращены тросы, то паруса поставлены неумело, то палуба недостаточно чиста, то у кока камбуз не в порядке. А однажды, когда Сандер в вахту самого капитана нечаянно уклонился от курса на полрумба, рука капитана едва не поднялась для удара. В последний миг он одумался, с руганью прогнал Сандера от штурвала и сам держал курс, пока не примчался другой рулевой матрос.
- Все боялись, что котерман заберется в корабль, а он в самого старика забрался! - говорили матросы.
И Сандер жалел, что не сбежал с корабля вместе с Яэном.
У него, правда, были свои причины остаться на «Каугатоме». Прежде всего, он хоть и пустяковый, а все же совладелец этого корабля (Яэн не имел пая), во-вторых, он на год моложе Яэна, и рекрутчина еще не стучала в двери его дома, и, в-третьих, боцманом на «Целебесе» оказался не кто иной, как писку-роотсиский Лаэс (который тоже писал Тийне), - он-то и устроил все дело с побегом. Сандер не хотел быть в долгу у Лаэса и, откровенно говоря, очень тосковал по Тийне. Поэтому и решительный запрет дяди-капитана повлиял на него настолько, что помешал бросить свой уже увязанный матросский вещевой мешок ночью в шлюпку Лаэса.
Запоздалое сожаление ничему не могло уже помочь, наоборот, оно-то и настраивало Сандера против капитана.
- Котерман в него залез, говорите? Старик сам стал котерманом, - сказал как-то Сандер.
- И это возможно, смотри-ка, как он шмыгает, цоп-цоп-цоп, у самого глаза горят, как у черта, нос торчком, вынюхивает все, не пахнет ли горелым из камбуза. Погоди, уж я тебе, сатане, живот подведу! - угрожал молодой, шестнадцатилетний кок, нонниский Симму, сохранявший еще малую толику юмора, несмотря на все мытарства последних дней.
