Ещё Василий Великий (отмечает в своей статье про божественные энергии Углова Е.С.) учил, что сущность Бога проста, но Он «множественен в своих энергиях», и этих «боголепных энергий много». В отношении к Богу, говорится в исихазме, энергии понимаются как его многочисленные действия и проявления. Энергии различаются согласно различию действий Бога и его отношению к тем, кого он облагодетельствует. Следовательно, по учению Паламы, божественные энергии обладают свойством многообразия. Аналогичную мысль мы можем найти и в философии Аристотеля: «Энергия может быть в одном и в другом виде, в одной и в другой степени. Но всё это одна и та же общая энергия, неизменная, как и сам смысл, но ввиду разного соотнесения с иным, могущая быть представленной в бесконечных по числу видах и степенях».
Возвращаемся к предыдущей теме. В чём в учении об Идеях Аристотель видит проблему, если представление об энтелехии имеет такую чёткую связь с божественным миром? Здесь скорее возникает вопрос интерпретации происхождения идеи. Если есть идея собаки, то почему нет идеи зеленой собаки и её воплощения? Или всё же есть? Противоречие происходит из логической попытки «под-идеи» как части идеи скомпоновать с идеями в некий вид трансформера, из чего возникает абсурдность суждения. Но эта абсурдность возникает из того, что под идеей понимается феномен вещи, а не её суть. В рамках аристотелевской логики идея получает некий вид общей дефиниции предмета, который является причиной сущности. В то же время если идею понимать как потенцию знания, как выражение Логоса, то логическая цепочка приобретает совсем иные черты, ведь происходит прямое обожествление мира идей, мир идей и есть сам Бог в своей энтелехии. В такой интерпретации первоначальный платоновский тезис оказывается защищен от перфузии аристотелизма. Божественная идея о материи, как и промысел воплощается в материи как совокупность общего, а не единичного, как это было у Аристотеля. К сожалению, этот момент мы можем сами «довести» с аналитической точки зрения, но не встретить у Сократа в диалогах.
Абстрагирование Платона даёт возможность посмотреть на мир «сверху вниз» как на нечто целое в своём бытии, для Аристотеля же эмпирическое встаёт на первое место. Именно поэтому он пользовался популярностью у ученых, однако уступал по уровню понимания неоплатоникам. Платон даёт картину всю целиком, спускаясь «вниз» и прослеживая воплощения идеи в диалектическом процессе, Аристотель же предлагает более долгий путь в несколько тысячелетий, потому как наука ограничена в аппарате познания мира феноменов, и чтобы дойти от мира феноменов до мира идей, требуется подвиг познавательного усилия. «Первый глоток из кубка естествознания порождает атеизм, но на дне сосуда нас ожидает Бог» – сказал однажды создатель квантовой механики Гейзенберг.
