- Примите мои соболезнования.
- В чем? - удивился Павел: о том, что пропала бабулька, они никому не говорили. Подосадовал на жену.
- Как в чем? - захлопал глазами сосед. - Евдокию-то Федоровну похоронили!
- Похорон не было... - обомлел Павел.
- Вот те раз! - обрадовался Звонарев. - Стало быть, выжила Евдокия Федоровна? А я еще на тебя обиделся, что на поминки не позвал.
- Но почему вы считаете...
- Еще бы не считать. Я ж своими глазами видел, как ее на этом вот углу автобусом сбило. Кранты, считал! Тут часа полтора катавасия длилась. Ну, слава Те, жива!..
Павел помчался в милицию.
Точно. В день тихого, как всегда, исчезновения бабы Дуни на их перекрестке случилось то, о чем говорил Звонарев. Приметы бабки совпали. Труп не опознан.
- Еще бы! Документы-то дома! - сказал им Павел.
С горькой вестью вернулся домой.
На другой день с утра они отправились в названный морг.
Когда Павлу предъявили труп тещи, он чуть не потерял сознание. Потом запах мертвецкой снился и чудился. Много лет.
- Она?
- Кажется, она.
- А вы ей кто будете?
- Зять.
- Значит, и дочь есть?
- А как же!
- Выдадим только тогда, когда опознает дочь.
- Что еще за формальности?
- Положено, - ответили Павлу.
Полупьяный выбрался Павел Воронин из подвала. Особенно качнуло его, когда глотнул солнечного воздуха на лужайке, где поджидала его зеленая Наталья.
- Ой, я упаду, - запричитала жена, узнав, в чем дело. - Не выдержу.
- Надо, Наташенька, - упрашивал Павел. - Говорят, только прямому родственнику. Так положено.
Едва взглянув на труп, Наталья прошелестела "да" и обвисла на мужниных руках.
Отправили Ваську и только что оторванного от груди Жорика к Анне старшей дочери бабы Дуни, где племянники и племянницы были старше присланных дядьев. Привезли бабульку домой, и пришли ее дети - Анна, Семен, Лариса, а также многочисленные взрослые внуки. Скорбные обязанности было между кем распределять, так что все устроилось быстро.
Вечером обошел Павел соседей. Звонарева оповестил о похоронах персонально. Бабки поджимали губы и кивали, качая при этом головами, поскольку сожалели об упущенных из-за обстоятельств православных поминках на девятый день. Скорбели:
- Придется по-татарски - двадцать дней отмечать.
На следующий день к двум часам во дворе жактовского дома, где жили Воронины, толпился народ. У ворот готовы были автобус и желто-серый грузовик с откинутыми бортами, в кузове которого повезут бабу Дуню в последний путь. Крышка гроба, обитая красной материей, встречала всякого входившего во двор, как символ вечности и бесповоротности предстоящего события. Ее прислонили к соседским сеням.
