– Брата моего нет в живых. Он убит.
– Кто же убил его?
– Как это – кто? Немцы конечно, кто же ещё?
– О, немцы не были единственными, кто убивал русских г е н е р а л о в, – сказал он небрежно, и она теперь уже понимала всю опасность. Он назвал её брата «г е н е р а л о м»: он имел какие-то сведения о Головиных для каких-то своих целей.
– Я пришла, – заговорила она слишком поспешно, после только что взятого медленного тона: она чувствовала, что выдаёт себя, свою мысль, свои чувства, – я пришла просить вас вообще о тех, кого преследуют. Я всегда была на стороне гонимых, – добавила она с горечью, – стараясь им помочь. Моя просьба вполне естественна, вытекает из моего положения и характера: в этом городе я родилась, здесь я жила почти всю свою жизнь. И, видя, как новая власть уничтожает… как она относится к населению…
– Мы уничтожаем не население, мы уничтожаем врагов его.
– Но эти люди… их нельзя назвать врагами… Они ничего не сделали.
– Мы уничтожаем и наших потенциальных врагов.
– Даже? – Ненависть к этому человеку душила её.
– Даже, – спокойно повторил он, стукнув костлявым пальцем по дереву стола.
Сухой стук этот заставил её вздрогнуть. Она не могла продолжать.
– Если вы затрудняетесь говорить…
«Боже, – думала она, – он знает всё, он видит меня насквозь…»
– Вот бумага. Изложите вашу просьбу письменно. Вот и карандаш.
Она протянула руку взять карандаш. Её рука дрожала. Она вся начинала дрожать от отвращения к этому человеку, дрожала при мысли коснуться чего-либо исходящего от него, чего он сам касался, что трогали его руки. Но она хотела выиграть время и, медленно протягивая руку, наклонилась к нему, вперёд. Вдруг он сделал неожиданное быстрое движение, словно подпрыгнув, – и над столом их лица сблизились. Он взглянул ей прямо и глубоко в глаза и весело вдруг воскликнул:
– Но племянник! Вы не сказали мне и слова о племяннике! – И, видя, как лицо её потемнело, как упала рука, как она отшатнулась, он уже знал всё, что ему было нужно. И он ответил за неё:
– Да, вижу: у вас н е б ы л о племянников. Ни даже крестников… (Анна Валериановна крестила обоих: и Бориса, и Димитрия.)
Теперь начинался бой… Она отступала. Она искала щели, где бы спрятаться. Он преследовал её. Пауза была короткой.
– Вы ошибаетесь, – ответила она спокойно. – У меня два племянника. Оба мои крестники.
– Вы сказали: были два племянника.
– Почему б ы л и? – Её голос сорвался: она думала о Борисе, о ком со дня революции не было вестей.
