– Я ухожу в город. Не беспокойтесь – возможно, я задержусь.
«Боже мой, – подумала Мила, – но у ней совсем другое лицо! Боже мой, я могла бы не узнать её, если бы не шарф и накидка».
Генеральша не сказала ничего. Она не подняла головы от вязанья.
После долгих лет героической выдержки, после неослабного постоянного контроля над собою Анне Валериановне было необычно действовать под влиянием минуты и импульса. Но в ней прорвалось то, что давно накипело.
Разнообразные чувства-воспоминания подымались в ней, переливались из неё, волнами катились над её головой, она затоплена была своим внутренним волнением и не могла, не хотела уже рассуждать, снова молчать, опять одной знать и хранить свою тайну.
Быстро, не глядя по сторонам, она шла по улицам города. Но у самого здания Думы, напротив входа, она резко остановилась.
Куда она шла? Зачем? Что влекло её? Что уносило? Чего она ждала? Она не могла бы ответить.
Коричневые полосатые маркизы над дверью, давно выцветшие, грязные, полуоторванные, бились на ветру, словно сами страдая и её предупреждая о том же. Великолепные когда-то ступени входа были заплёваны, затоптаны, грязны. Она потому и остановилась так – в ней словно спросил кто-то строго: «Здесь ты ищешь защиты?»
Но романтик в ней, пробудившись, не дал ей думать, мчал её дальше. «Зачем я здесь? – она спросила ещё раз себя, но уже на пороге, уже взявшись за ручку двери, и тут же ответила: – Ищу защиту для детей семьи». «Но нет! нет! – крикнул в ней голос рассудка. – Не только это! Тебя гонит другое». «Другое? Пусть другое». Ей хотелось увидеть того человека, для счастья которого она так бескорыстно отказалась от личной жизни. «Как он выглядит? Он помнит обо мне? Должен помнить, конечно. Что он думает обо мне? Что он мне скажет?» И ещё раз голос рассудка ей крикнул: «Остановись! Ты пожалеешь об этом!»
Но она уже вошла. Она уже пробивалась сквозь толпу. Она спрашивала секретаря, как увидеть товарища Гордеева.
– Занят, – ответил секретарь, не поднимая головы от своей работы.
– Доложите. Он примет меня, – сказала она высокомерно.
– Он примет вас, гражданка?
Секретарь положил перо и взглянул на неё с Любопытством. Встретив этот пылающий взгляд, он подумал: «Наверное, у ней револьвер под накидкой. Но товарищ Гордеев тоже сидит с револьвером, конечно».
– Так он вас примет? – переспросил секретарь.
– Да, примет, как бы он ни был занят. Дайте мне, пожалуйста, перо. – И, вырвав из своей записной книжки сиренево-серый листок, она написала: «Особа, стоявшая с вами в церкви в Сибири, желает вас видеть немедленно».
