Что он скажет, Коста уже прикинул. Краски бывают разные, и за некачественную работу он готов платить.
И решительно, пока не передумал — с силой постучал в дверь.
Ему не открыли. Ни через пять мгновений, ни через десять. Он замерз так, что почти не чувствовал ног, приплясывая на одном месте. Пока не решился обойти лавку — если работают на заднем дворе — могут не слышать. Ограда — сплошная и высокая опоясывала дом, и Коста уже собрался возвращаться, пока не увидел щель — плохо пригнанная доска болталась на одном верхнем крючке.
На заднем дворе лавки было пусто — ни души — звать бесполезно, и Коста почти вытащил голову обратно, убедившись, что через задний двор есть сквозная калитка-выход на другую улицу, но его внимание привлек оттенок сочной зелени на снегу.
Орнамент, который он мог бы повторить с закрытыми глазами прямо сейчас. Его — рисунок.
Вторую доску Коста раскачивал пару мгновений, стянул полушубок, чтобы протиснуться в дыру и порадовался тому, что так мало ел. Стараясь ступать только по метенным дорожкам, чтобы не оставлять следов, перепрыгивая с плитки на плитку, он пересек двор.
Коста потрогал пальцами ткань — те самые. Рулоны были свалены не аккуратной горкой без навеса, занесенные снегом. Часть орнамента уже поплыла и стекла вниз, замерзнув потеками. Раз, два, три…девять. Все. Все, которые он разрисовал. На роспись которых он потратил три декады пути в обозе.
И которые торговец планировал выгодно сбыть в Хаджере.
Справа — составленные в аккуратный ряд, чтобы не мешали ходить, под снегом стояли мешки с солью. Шесть из десяти, которые везли сюда. Четырех не хватало.
Коста попытался рассмотреть, что стоит далее, но за оградой что-то скрипнуло, и он сорвался с места, петляя по плиткам, пролез обратно, ободрав руку и приставил доски обратно.
***
Дома ему влетело. Дважды. За оцарапанную руку — “главное достояние каллиграфа”, и за то, что вообще открыл рот спросить про торговца. Коста даже не успел ничего рассказать.
— Вопрос уже решен, щенок! Твоя работа чертить карты — вот и черти! Сделал только четверть! — ругался Наставник.
Коста обиделся — он сделал не четверть, а треть!
Он сам ещё раз сходит к торговцу и сам узнает, почему его рисунки гниют под снегом. И только потом расскажет мастеру.
Весь вечер в комнате под самой крышей горел свет. Коста — рисовал, спешно набрасывая на пергаменты все, что успел запомнить этим вечером, каждую деталь: спину дочери торговца, старые улочки, дом, задний двор, рулоны под снегом, мешки с солью…
