Пение вмиг смолкает, вижу отблеск желтых глаз в отражении окна.
– Что встал, дубина? – спрятав от меня взор, говорит оно и повторяет: – Руки, стол, с-счастье.
– Да, понял я, понял, – смиренно отвечаю.
Помыв руки, сажусь за стол; оно рядом, сидит спиной ко мне и что-то воркует себе будто голубь.
– Ешь, – говорит и, не оборачиваясь, тычет пальцем на тарелку.
Я беру вилку, пробую – вкусно. Слышу во дворе сирену, выглядываю. Два санитара грузят старика с пятого в машину реанимации. Я хочу сказать, задать вопрос и прокомментировать, но оно опережает.
Запрыгнув на спину, царапает когтем и говорит:
– Ешь, дубина, и спать.
– Это, кажется, дед Мишка с пятого.
А оно вновь царапает и повторяет настойчивее:
– Ешь, спать.
– Да погоди ты…
Я хочу встать, но оно сцепляет когти на шее, толкает к тарелке и чувство такое, будто лапа стала больше.
– Ешь, спать! – и тут же смягчившись, добавляет, – с-счастье.
– Да понял я, ем, – а про себя думаю: «Завтра про Мишку спрошу».
Оно загоняет меня спать в полдесятого. Будит в пять и всё талдычит без устали:
– Шлах, курма, полундра, – и склонившись над ухом, – с-счастье.
– Ты совсем уже – в такую рань будить?
Вновь укол когтем, одеяло летит прочь. Оно стаскивает меня на пол, словно и нет во мне веса под центнер.
– Зарядка, грядка.
– Перестань!
Я сопротивляюсь-отмахиваюсь, а оно забирается мне на голову и, стянув на висках волосы, командует:
– Руки-ноги, вверх и вниз, дубина. Два по пять и шесть по сорок.
Позже: я в мыле, сердце бешено бьется, а оно гонит меня в душ, кружит и жалит когтем, прям как сторожевой пес. Я под потоком, а на кухне грохот. Выхожу без сил, на часах шесть, а на столе завтрак. Сбегаю на работу, как никогда прежде. Так всю неделю, к четвергу я уже не обращаю на него внимания.
Вечером на свидание, всё проходит успешно. Через неделю встречаемся вновь. Еще через неделю оно велит пригласить ее опять, но уже не в четверг, а в пятницу. Я, не задумываясь, приглашаю девушку к себе на ужин, встречаю у такси и только у порога вспоминаю о нём. Она смотрит на меня, а я, пытаясь не подать виду, копаюсь в кармане.
Она спрашивает:
– Потерял?
– Да как же я ключик от твоего сердца потеряю? – отвечаю я не своим голосом и тут же думаю: «Вот сейчас будет!»
Нащупав ключ, отпираю дверь, ожидая скорый крик и побег. Но открыв, замираю сам, внутри всё так словно и квартира не моя. А от его присутствия и следа нет. Проводим вечер на переоборудованном в веранду балконе, теплый свет ламп, сладкие напевы Чакка Берри фоном, и она рядом. Странно, но кажется, с ней я могу говорить о чём угодно. Возможно ли такое?
