— У них кастеты! И цепи! — ахнул Гуня, отступая за мою спину.
Пофиг. Боли я не боюсь, я её даже не чувствую. Никогда не чувствовал. Как и страх. А в драке — так тем более. И если случается вот такое месиво — настолько азарт захлёстывает, что чёрта с два меня кто остановит.
Локомотивщики, вооружившись, попёрли на нас. Только придушенный жлоб так и сидел на асфальте у парапета, потирая шею и глядя на меня с лютой ненавистью. Даже просипел своим вдогонку:
— Особенно вон того упыря кучерявого ушатайте.
Но эпической битвы не случилось. В самый последний момент на набережной нарисовались пэпээсники. Просекли, что намечается замес, и давай крутить всех, кто под руку попадётся. Схватили пару офников, подобрали жлоба, затолкнули их в свой бабон, а остальные разбежались.
Нас с пацанами менты даже не тронули. Ещё и спросили, целы ли мы.
На фоне упоротых фанатов в спортивках мы выглядели чинно и пристойно, как юные хористы. Только я свою физиономию отворачивал. Потому что не остыл ещё, а в такие моменты дикая решимость расхерачить всё вокруг написана у меня на лбу большими буквами.
— Блин, повезло нам, — со стоном выдохнул Гуня вслед отъезжавшему ментовскому бабону. Он нащупал в кармане пиджака сигареты, выбил себе одну из пачки, предложил остальным. Руки у Гуни ходуном ходили, он и закурить смог лишь с пятого раза.
— Кому ещё повезло — большой вопрос, — затягиваясь, хмыкнул Лёха Бондарь и покосился на меня.
— Это точно, — поддакнул ему Воропаев. — Я думал, Тим, ты его реально задушишь. Не остановишься. Аж жутко стало, если честно…
— Если ты такой пугливый, сиди дома, не гуляй, — равнодушно бросил я.
— Да чё ты, Тим, не заводись. Ты ж и правда в запале берега не видишь, что угодно можешь сделать… — забубнил Лёха. — Он просто за тебя испугался. И я тоже…
— Не пугайся, мамочка, я в порядке, — пресёк я его.
Ненавижу, когда мне такое говорят. Мне и матери хватало, которая вечно твердила: «Тимур, мне всё время страшно за тебя. Ты ведь не понимаешь, что хорошо, а что плохо, что можно, а что — нельзя. Ты попросту не осознаешь, что запрещено или опасно. Не знаешь границ, Тимур. Я всегда боялась за твоего отца. Он часто переходит черту дозволенного, но ты… Для тебя этой черты, похоже, вообще не существует».
Я и от неё-то отмахивался, грубил: «Не парь мне мозг всякой ересью».
А теперь ещё и пацаны взялись меня лечить.
Как же бесят эти причитания!
Ладно меня все другие в лицее считают неадекватом, если не конченным психом, но свои-то какого хрена?
