Мало-помалу я привык к нашим прогулкам и, к своему удивлению, тоже начал ощущать странное волнение возле древних святынь сикулов. Держа Ауру за руку, я частенько шептал:
— Это здесь. Вот это дерево. Вот этот источник.
Я не мог объяснить свое знание. Иногда Аура пыталась меня обмануть, говоря, что я ошибаюсь, что надо сделать несколько шагов в сторону. Но я не хотел идти за ней, и она вынуждена была возвращаться и признавать, что я угадал правильно.
В Гимере я нашел тирренскую факторию, где продавались железные орудия и сказочно прекрасные украшения из золота. Дионисий велел мне завести знакомство с тирренами из этой фактории, чтобы выведать у них подробности о морском пути в Массалию, куда мы собирались весной. Но я почему-то не любил этих странных тихих людей, которые никогда не торговались, подобно грекам, и соперничали с другими продавцами высочайшим качеством своих товаров. Когда я слышал, как они разговаривают между собой на своем языке, мне казалось, будто все это со мной уже было и я мог бы их понимать, преодолей я только некий таинственный порог.
Я расспрашивал жителей Гимеры о тирренах, об их жизни и обычаях, и все в один голос утверждали, что это жестокий народ, любящий наслаждения. Они были настолько распущенными и испорченными, что на их пирах даже благородные женщины возлежали рядом с мужчинами и пили наравне с ними. На море они были опасными противниками, а в кузнечном ремесле превосходили всех. Говорили, что они первые изобрели якорь и таран. Сами они называли себя людьми Рассенов, но другие народы на италийской земле называли их этрусками.
Я не мог объяснить сам себе, что именно мне в них не нравится, и как-то решительно вошел в их факторию. Однако уже во дворе я почувствовал, что нахожусь во власти чужих богов. Мне казалось, что небо темнеет прямо у меня на глазах, а земля дрожит под ногами. Я сел на табурет, который мне подвинули купцы, и начал торговаться из-за прекрасной кованой кадильницы на высоких ножках. Когда я осмотрел несколько других предметов, пришел управляющий, продолговатое лицо, прямой нос и миндалевидные глаза которого показались мне странно знакомыми. Он жестом приказал ремесленникам покинуть помещение, улыбнулся мне и произнес несколько слов на своем языке. Я покачал головой и на языке, которым пользовались жители Гимеры, сказал, что не понимаю его. Тогда он легко перешел на греческий:
— Ты и впрямь не понимаешь меня или только притворяешься? Если ты и выдаешь себя за грека по причинам, которых я не знаю и о которых я, обыкновенный торговец, не хочу ничего знать, то сам-то ты наверняка не забыл, что принадлежишь к нашему народу. Ведь если бы ты уложил свои волосы так, как мы, обрил кудрявую бороду и по-нашему оделся, никто не отличил бы тебя от этруска.
