Он разделся и лег на нее. В теле откликнулась удовлетворенность от привычных движений, от облегчения внутренних и физических страданий.
– Готова?
Она кивнула. Арктик вытянул руку вдоль ее рук, прикоснулся к запястьям. Велигор покрывал жадно. Забирая Ци, он отдавал свою. Лея, окунувшаяся в красный багровый мир, сладостно стонала под ним. Она звучала протяжной скрипкой, вытекая предписанным путем в мерном порядке. И ей впервые за долгое время было несказанно хорошо.
Затем протяжность стонов изменилась. Они приобрели резкие интонации, страдальческие ноты, выдавая суровый трепет предсмертной волны. Цветок силы убивал ее, отдавал яд. Снимал тяжелые похмельные синдромы с носителя и доставлял Велигору ответную боль. Стон перешел в грызущий плачь. Лея забилась под ним в агонии, заметалась в верном ритме смертельного часа. Испустила дух.
Тогда Велигор слез с нее. Скатился, ощущая мучительную скорбь, смешанную с облегчением. Дорогая цена. Очень высокая. За ту мечту, что он носил в себе, мучился от каждодневного жара в крови, от внутреннего огня истребления. Он заплатил ее, не колеблясь. И если потребуется, заплатит вновь.
Она
Смерть Леи отразилась на всех. Я знала, что Велигор покрыл ее, и также знала, что она сама об этом его попросила. В день, когда таухуа объявили, что они скоро вернутся домой, во дворце стоял рев. Девушки ревели от разлуки. Новенькие от облегчения. Только мы с Леей молча наблюдали за великим плачем без слов.
У каждой из нас было, о чем подумать. Решение говорило о том, что все однозначно плохо. Она пришла в мои апартаменты, когда я читала и нависла надо мной подобно фурии, не зная с чего начать.
– Ты должна ему помочь!
Прямо-таки должна, да еще и помочь?
– Лея, уходи. И больше не являйся ко мне без стука. Пока не уедешь отсюда.
– Я не собираюсь уезжать. Это ты мечтаешь о свободе. А мне она не нужна. Здесь лучшее место в мире. И ты знаешь, что он самый лучший. Такого поискать еще.
– Хорошо, – я вздохнула. – Тогда уйду я.
– Нет, сиди, – она преградила путь.
– Лея, что ты делаешь?
– Я пытаюсь поговорить с тобой.
– О чем же?
– Ему плохо. Ты не замечаешь, как он выглядит? Как ведет себя? Ждешь, как стервятница, пока ему совсем сплохеет?
– Не тебе меня судить!
– Скажи, ты хоть раз к нему что-нибудь чувствовала? Ты с ним столько времени, как кто?
Я отложила книгу, приходя в недовольство от обвинений, от поведения.
– Тебя это не касается. Но если любопытно, как таухуа. Как человек, у которого нет выбора.
