– Нет.
Я смотрел на волны, и догадывался, чего она ждет. Ей ведь ни к чему обычная чушь, которую рассказывают при встрече малознакомым людям. Ей нужно нечто настоящее, жизненно важное, пусть для меня одного.
– Каждое утро, – сказал я, – перед рассветом, я падаю с высокой скалы в ледяную воду. Пытаюсь выплыть, но не чувствую рук и ног, а мысли путаются от холода и отчаяния. Хочу вернуться и начать все снова, но погружаюсь все глубже, в пучину, которой нет дна. Вижу покрытый раковинами остов корабля и полузасыпанные песком терракотовые амфоры. А когда понимаю, что бороться бесполезно, просыпаюсь от собственного беззвучного крика.
Сейчас Карла покрутит пальцем у виска и пошлёт меня к психиатру. Но она была серьезна.
– Давно это началось?
– Быть может, с рождения. Или лет с четырех, когда я смертельно боялся темноты. А потом привык. Ведь можно привыкнуть ко всему.
– Тебе страшно засыпать?
Никогда не думал об этом. Получается, мои полуночные посиделки за компом не более чем попытка отсрочить неминуемое падение.
– Не знаю.
– Ты видишь во сне место, похожее на это?
– Там скала выше, а море спокойней, и нет травы. А за спиной у меня горные вершины. Вокруг тихо, ни огней, ни гула машин с дороги.
Эти повторяющиеся сны никогда не казались мне странными. Я думал, это происходит со всеми. Как умение угадывать скрытые символы, подтирать задницу или кататься на велосипеде.
– Ты видишь берега Финикии, – сказала она.
– Что это значит?
– Не сейчас. Пойдем, пора возвращаться.
– Секунду, – сказал я.
– Надо идти, – повторила она настойчиво.
Следующие полчаса выпали из моей памяти, как выпадают из жизни алкоголика запойные ночи и дни. Я очнулся от сильного удара по спине. Открыл глаза и увидел, что лежу на песчаном пляже, насквозь мокрый и нечеловечески уставший, с полным ртом колючего песка. Карла снова ударила меня по спине, я попытался вдохнуть, закашлялся и стошнил соленой водой со слизью, песком, и комками чего-то, о чем не хотелось думать.
– Придурок, – сказала она хрипло, – гребаный шут! Тебе повезло, что сейчас прилив, иначе долбанулся бы непутевой башкой о дно.
Она оправила на груди мокрое платье, тут же прилипшее снова.
– Неужели тебе настолько надоело жить? В другой раз я за тобой не прыгну!
Я попытался подняться, но собственное тело оказалось невыносимо тяжелым. Встал на четвереньки и тут же упал носом в мокрый песок, сбитый подоспевшей волной. Карла возвышалась надо мной, злая и прекрасная в свете полной луны. Где-то вдалеке играла музыка: монотонный, действующий на нервы хип-хоп. Значит, мы все еще в нашем мире, и все еще в Джерси.
