То есть, стресса от нарушения его личных границ Ссаныч не испытывал очень давно. Поэтому сейчас потные липкие пальцы гоблина, которые ковырялись до этого невесть где, совершили фатальную ошибку. Так нагло лапать и домашнего толстяка Ссаныча не стоило, а уж тем более дикого ядовитого Кат Ши…
Гоблин только успел матюкнуться на черном наречии, а потом подлетел в воздух от удара мощной лапой и упал на землю, тут же оказавшись прикушенным ощерившимся, жутко злым котом. Гоблин закатил глазки и уплыл в чертоги бессознательного. Послышалось журчание.
Гордый Кат Ши брезгливо потряс задней лапой и прошелся по униженному до ничтожества противнику. Описанный гоблин нещадно вонял.
Ссаныч громко и победно мяукнул – звук напоминал скрип несмазанных железных детских качелей на советской, ни разу не ремонтированной площадке. А потом потерся о чешуйчатую ногу своей хозяйки, уселся на толстый черный зад и зевнул, демонстрируя ядовитые клыки.
«Фаталити, фаталити», – пронесся по рядам зевак быстрый испуганный шепот.
Толпа вокруг котика и Зои Валерьяновны исчезла в мгновение ока. Несостоявшиеся покупатели котика всосались обратно в очередь, с опаской поглядывая на кота.
– Это чего это мы его? Убили? – растерянно спросила Зоя Валерьяновна, брезгливо разглядывая вонючего гоблина.
Гоблин дернул ножкой и застонал, приходя в себя.
– Тьфу, погань. Живой, – облегченно выдохнула она. Хоть и не в аду, а грех на душу брать не хотелось.
***
Тем временем начало темнеть, а очередь не особо сильно продвигалась вперед. Зоя Валерьяновна стояла смирно, терпела из последних сил. Но когда народ вокруг нее как ни в чем не бывало принялся доставать палатки, какие-то мешки и тряпки, чтобы устраиваться на ночлег, ее перекосило. Это что такое делается?! Это как так? Это тут ночевать, на земле? Что это за очередь такая!
Зоя Валерьяновна любила очереди, хотя стояла в них только из спортивного интереса – блюла порядок. Сама она, пользуясь старостью, немощью и своим легким добрым характером, с огромным удовольствием проходила вперед во многих учреждениях без ожидания. Долгие часы очередей во времена перестройки вызывали, конечно, ностальгию, но возвращаться туда не хотелось. Провести ночь в очереди казалось Зое Валерьяновне почти кощунством по отношению к ее пожилому возрасту. Она все еще помнила перестройку и то, как стояла в «Универсам» с двух ночи до открытия зимой, в минус двадцать, ради кроватки «Малютка». И как толстый усатый грузин протолкнулся вперед и нагленько уселся на последнюю кроватку прямо перед красным, обветренным на морозе лицом Зои Валерьяновны. Ох, что тогда было…
