На старом диване среди грязных простыней сидели дети. Витя был красный и тяжело дышал ртом, а Кристина сосала корку заплесневелого хлеба. Увидев ее личико, у Наташи закружилась голова, а в глазах потемнело. Она схватилась за горло, боясь, как бы с ней не случился припадок. Девочка была избита, ее личико опухло, один глаз закрылся, а под ним чернел жуткий синяк.
– Что случилось? – задыхаясь, спросила она, бросившись к детям и ощущая неприятный запах от подгузника. И тут девочка заплакала. Ее худенькое тельце затряслось, а ручки потянулись к подушке. Она пыталась закрыться, спрятаться. Этот инстинктивный детский страх вызвал еще больше ужаса. Наташа оставила Кристину, не решаясь притронуться к ней, потрогала лобик мальчика, быстро оценила ситуацию и достала телефон, чтобы вызвать врача. А потом вернулась в комнату, где спала сестра. Нагнулась к ней и стала грубо будить, хлеща ладонью по щекам. Оля проснулась и медленно поднялась, натягивая на себя одеяло.
– Ты… Наташка!.. Ты приехала?
– Поднимайся!
– Который час?
Наташа бросила взгляд на стену, таракан уже скрылся. Она пододвинула к себе скрипучий стул и села напротив Оли, вперив на нее дикий, возмущенный взгляд. Она представляла себе сцену бешенного исступления сестры, когда она избивала свою дочь. Возможно, та плакала, потому что не могла уснуть от холода? Или от голода?
– Где мама? – хриплым голосом спросила Наташа, глубоко вздохнув и боясь расплакаться от сильного волнения.
– Она… в гости ушла… Я тут одна второй день…
Рыдания душили, Наташа не могла говорить. Не могла кричать и выразить свое отношение и ненависть. А Оля уже тянулась за сигаретами. И тут пришло понимание, что детей нельзя здесь оставлять. С самого начала это было ошибкой.
– Сейчас приедет врач…
– Врач? – удивленно посмотрела на Наташу Оля, глубоко затягиваясь дымом. – Зачем? Со мной все нормально.
– Твой сын… у него температура.
– Да?.. Хотя я вчера еще заметила вроде он красненький какой-то.
– Дома холодно.
– Вчера было тепло! Это за ночь остыло. Я домой пришла, а тут нормально… Я затоплю сейчас.
– А что с твоей дочерью?
– А что с ней? Тоже заболела?
– Ты ее била?
– Я? Нет, конечно! Шлепнула пару раз, чтоб не капризничала. А так она сама упала. Ты совершенно ее избаловала. Как я теперь стану ее перевоспитывать?
– Не нужно никого перевоспитывать.
Наташа еле сдерживалась, она не двинулась с места, сидела и наблюдала за тем, как Оля пытается затопить печь и убирает со стола. Она думала о детях в соседней комнате и ждала, что Оля пойдет к ним или хотя бы станет варить кашу. Но детей будто не существовало. Они молчали, не подавая признаков присутствия. И Наташа сходила с ума от жалости и злобы, ей не хотелось заниматься этими проблемами. Она была испугана, подавлена, понимая, что детей придется вновь забрать к себе. Тонкая ниточка надежды оборвалась. Промелькнула мысль: нельзя говорить врачу о том, что Оля не заботится о детях, чтобы ее не лишили родительских прав. Малодушный выход, слабая попытка сбежать, избавиться от всего этого. Наташа еще цеплялась за надежду, что ее жизнь станет другой, такой, какой она хочет, а не той, которую ей навязывают. Но положительные эмоции отсутствовали, она понимала, что паутина Олиной жизни опутывает ее, ломая кости до дикой боли. Возможно, когда сестра родит третьего ребенка, материнский инстинкт все же возьмет верх. Слабая надежда, но все же! А иначе Наташа завязнет во всем этом навсегда. Ей придется воспитывать детей своей сестры и терпеть у себя ее присутствие время от времени.
