— Мы не за себя, мы за своих духовных детей, кои грамоты не знают, подписывали, — подал голос поп Борис.
— Коли и так, стало быть, с миром были заодно! А ты, Киприан, вовсе под челобитной городской первым подписался, вот гляди. — Бунаков взял со стола челобитную. — Тобой писано: «К сей челобитной троецкой черной поп Киприанище руку приложил»!
— Не запираюсь, — кивнул Киприан, — по изменному воеводе Осипу я со всем городом, ибо печалуюсь за обиженных, а по государеву делу с государем!
— И мне по службе надлежит отписать владыке Герасиму в Тобольск, — добавил десятильник Коряков.
— Последний раз говорю: пошли вон! Не принимаю воровскую явку! — разозлился Бунаков. — Никакой явки не было, вам то почудилось!..
— Мы рядом с тыном были, Васьки Чебучакова слово и дело явно слышали, — вступил в спор поп Меркурий, — я тя, Илья Микитич, как духовного моего сына прошу, запиши государево дело.
— Щас я вам запишу! Митька, Сёмка, — крикнул он сидевшим у подьяческого стола денщикам Мещкову и Тарскому, — заковать их в железа! Да призовите Федора Пущина с казаками!..
Часа не прошло, как приказ был исполнен.
Потирая оковы, Голощапов недовольно проговорил:
— А меня-то за что? Я о ваших томских делах не ведаю!
— Заткнись! — прикрикнул на него Семён Тарский. — Кабы не ты, сей канители не было бы!..
С Федором Пущиным пришли Тихон Мещеренин, Васька Мухосран с братьями Кузьмой и Данилой да Федька Редров.
Бунаков с Пущиным долго увещевали попов, дабы они отказались от явки. Но те стояли на своем: явку о государевом деле в съезжей надлежит принять.
Уже солнце скатилось за Томь, когда Пущин, потеряв терпение, воскликнул:
— Не хотите по-доброму, быть вам биту!..
Казаки вытолкали скованных попов во двор и стали потчевать их батогами.
Но они терпели. И только поп Пантелеймон, морщась от боли, крикнул:
— Илья, не дело творишь! Всё одно те государево дело не замять!..
Увидев, что силой своего не добиться, Бунаков велел сбить с попов оковы и сказал, ухмыляясь:
— Отцы, я вам не враг, давайте жить заедино! Приглашаю вас в гости на свой двор на чашку вина. Ведь в воскресенье грядет Троица, вам обедни служить, выпить с вами не доведется, так что заране вас угощу!
— Ты уж нас угостил! — зыркнул на него поп Борис. — Мы уж лучше по домам…
— Ко мне, ко мне, отцы мои дорогие! — приобнял Бунаков Бориса и Меркурия.
Подталкиваемые в спину казаками попы двинулись к дому Ильи Бунакова.
На стол подали большую ендову зелена вина, чарки, и хозяин вместе с Пущиным стал потчевать званых гостей. Закуски же намеренно не подали.
