Их отсутствие заметил не один Киприан. Слева от аналоя в окружении пяти караульных казаков стоял князь Щербатый и, крестясь, предвкушал, как он подаст явку на своих врагов. Накануне в своем доме он намеревался подать сию явку, коли его не допустят воздать молитву во здравие царевны и государя.
Однако с утра пришли в дом караульные и велели готовиться к обедне.
Накануне в съезжей избе казаки во главе с Бунаковым, Патрикеевым и Пущиным долго спорили, как быть с арестантами и воеводой-изменником.
В конце концов решили Петра Сабанского с товарищи оставить в тюрьме, а Щербатого за крепким караулом допустить к обедне.
— «Избранной Богом от идолослужительного рода на просвещение языков, богомудрей и преславней невесте Христовой Ирине, благодарственное и хвалебное пение воспоем ти молитвенницы твои, святая и многострадальная великомученице Ирино. Ты же, имуще дерзновение ко Господу, от всяких нас бед и скорбей свободида зовем ти: Радуйся, Ирина, невеста Христова преславная», — протяжно полупропел-полупрочитал Киприан акафист святой великомученице Ирине и стал готовиться к раздаче прихожанам праздничной чаши.
В это время в храм вошли Илья Бунаков и Борис Патрикеев, перекрестились и стали протискиваться к амвону. У амвона дьяк плечом оттолкнул подьячего съезжей избы Кирилла Якимова, сына Попова, перекрестился и поклонился в пояс.
Кирилл недовольно пробормотал:
— Не пристало тебе, Борис Исакович, опаздывать, то государю неуважение!
— Не тебе, бездельнику, меня учить! Я в делах был городских!
— Ты, дубина, на кого пасть разинул? — вступился за хозяина его холоп Дмитрий Черкас.
— И тем паче честных людей в храме толкать не должно! — не унимался Кирилл Попов.
— Это ты-то честный?! Кто подьячего обманет, тот трех дней не проживет! Известно, подьячий и с мертвого за труды берет!..
— Да уж почестнее тебя буду! Я вином да табаком, как ты с шурином, втай не торгую!
— Че ты сказал, моль бумажная?! — воскликнул Патрикеев, ударил кулаком Попова по лицу и схватил его за бороду. У того из носа потекла кровь.
— Не гневите Бога! Вы не на базарной площади! — сердито прикрикнул Киприан, подходя к краю амвона с праздничной чашей вина.
— Прости, отец! Не вынесла душа неправды!
Патрикеев отпустил бороду Кирилла, брезгливо вытер окровавленные пальцы о его кафтан, взял в руки чашу, отпил глоток и передал Бунакову.
— Ты, Борис, неправду творишь! — закричал во весь голос Кирилл Попов. — Бьешь меня в великий День ангела царевны Ирины Михайловны, нос мне расшиб, руки у себя окровавил и неумытыми кровавыми руками принял праздничную чашу и пил!.. Являю на тебя, Борис, за то государево дело!
