— Тогда уж лучше своими руками ставить, а не наймом. Выгоды никакой!
— Ты не заговаривайся! Две тыщи окромя леса и тёса…
— Две тыщи семьсот рублев…
— Токмо из уважения к тебе, Петрушка, две с половиною тыщи… И не торгуйся, не на базаре! — прервал Щербатый открывшего было рот Терентьева. Затем прошептал: — Даю такие большие деньги дабы ты мне оставил в поминок сто рублев… По рукам?
Щербатый протянул Терентьеву руку. Несколько мгновений поколебавшись, тот пожал ее.
— Токмо я сам буду платить, кому сколь…
— Договорились!
Как и говорил горододел Петр Терентьев, так и вышло: желающих с ним плотничать было с избытком, и к Покрову он уже набрал артель из томских служилых, посадских да жилецких людей сто тридцать четыре человека да из кузнецких людей два десятка человек. Все сразу прознали свою выгоду: к примеру, конный казак терял годовое жалованье семь рублей, пеший — четыре, а заработать на стройке могли до двадцати рублей. Поди-ка добудь сорок соболей! Выбирал Терентьев лучших умельцев, с коими работал уже, иных проверял: кто как с топором, напареем да пилою управляется. Сколь обид было, сколь слов непотребных наслушался, одному Богу известно! Взять хоть Ваську Мухосрана. Отказал ему, поскольку другие сноровистее в плотницком деле, так Васька обматерил последними словами, обозвал ушником воеводским, кричал, что нарочно не своими руками ставить город порешили, а взятков ради… Хорошо, сам Осип Иванович урезонил горлопана: говорит, ты ж сам кричал, что ты сапожник, а тут-де плотники нужны…
Составили поручную запись, каждый за руками своими ставил подпись. За неграмотных расписывался сам Терентьев да попы Богоявленской церкви Меркурий Леонтьев и Сидор Лазарев, духовники воеводские Бунакова да Щербатого. С той поручной записи сняли копию, а подлинник отдали на сбереженье казачьему голове Зиновию Литосову, хотя Щербатый хотел хранить ее у себя. Но градские люди зашумели и пожелали хранить у Литосова…
Дело двинулось столь споро, что до первого снега заложили фундамент где из камней, где сваи из лиственницы вокруг старого города. Старые стены решили разбирать, как только новые встанут, дабы беды не накликать: прознают киргизцы аль калмыки, что стен нету, глядь, соблазнятся…. Береженого Бог бережет! Тут оба воеводы в согласии были. Хотя всему городу было уже известно, что между Иванычем и Микитичем пробежала черная кошка. Да ему, Терентьеву не до воеводских размолвок — в сем году новый острог должно поставить, спрос-то с него будет!
