— Татьяну насильством не отнимал, сама в работницы пришла, — помрачнел Пущин. — А Леонтий помер от нутряной рези… К его смерти меня не притягивай!
— Ты, Оська, ишо под стол пешком ходил, когда я с Тырковым да Писемским Томский город ставил в 112 году! — сказал Володимерец, утирая лысину льняной тряпицей — Сколь до того после воевод в Томском перебывало, все заедино с миром тянули. Казаки государю всегда верой и правдой служили…
— Заеди-ино! Служили! — саркастически ухмыльнулся Щербатый. — То-то бунтовали едва не кажный год!
— Не было того! — проговорил обиженно Володимерец. — Токмо томской литвы да Белиловца скоп и заговор…
— Ты, Ванька, хоть стар, а памятью короток, — перебил его Щербатый. — Не ты ли у воеводы Бабарыкина дощаник с Ивашкой Пущиным разграбили, за что были кнутьем в Тобольске биты? А при воеводе князе Иване Ивановиче Ромодановском опять же ты с Васькой да Кузькой Мухосранами хлебную государеву казну разграбили? А воеводу Якова Тухачевского кто посреди степи покинул? Опять казаки Кузька Мухоосран да Сенька Бедлоусов с товарыщи заворовали…
— А пошто умолчал про бунт томской литвы? Пусть твой лучший друг Петька Сабанский расскажет. Он ведь тогда мутил! — сказал Федор Пущин.
— Я не мутил и заводчиком в том бунте николи не бывал! А пристал по младоумию! И с той поры службой государю вину искупил, не то, что ты… Острог в 141 году не смог поставить у Бии и Катуни! Калмыков испужался! — возразил Петр Сабанский.
— Ты попусту не звони! В устье Чумыша против меня вдесятеро силы князя телеуцкого Абаки да внука Кучумова Девлет-Гирея стояло. Ты со мной тогда не бывал, не тебе и судить! А коли трусом меня полагаешь, давай на саблях побьемся! — вскочил из-за стола Пущин.
— Ладно вам! — прикрикнул на них молчавший до этого Бунаков. — Нашли время службами считаться!
— Пусть говорят, буду знать, кому я не угоден! — остановил его Щербатый и, глянув долгим прищуром на соратника-воеводу, пьяно проговорил: — А ведь и ты под меня копаешь! Чего для у мужиков челобитную принял и государю отправил? Ведал ведь, что я не принял ту челобитную!
— Челобитная та не тебе, но государю, оттого и отправил! И то не по государеву указу вдвое государеву десятину отмерять, как Васька Старков сделал по твоему повелению.
— Ты меньшой воевода, и токмо с моего ведома и согласия указывать должен! Меня государь поставил!
— Мы с Борисом Исааковичем не пни бессловесные! Нас тоже государь поставил!
— Много на себя берешь, Илюшка! — хлопнул ладонью но столу Щербатый и опрокинул в рот чарку вина.
