– В смысле нарубала? – у меня чуть волосы на голове дыбом не встали, – Я что, дровосек? Топором хоть нарубала?
– Да нет, – усмехнулся этот хрыч старый – подзуживал, видать, – Руками, конешно. Я уж и отговаривал табе – всё ни в какую. Только успевай поворачиваться – работала не хуже пилорамы: прыг к дереву – и ну его долбить. А как свалилось – прыг к следуюшшему.
– Руками? Руками валила? – ещё больше изумился я, и снова посмотрел на собственные руки.
Только сейчас до меня дошло, что кисти были плотно замотаны и довольно сильно болели. Наверняка ведь лупил кулаками по какой-то твёрдой поверхности. Только процесс осознания сего действа как-то подозрительно подзатянулся.
– Руками и есть, – ещё раз подпустил шпильку дедуган, – Подбежишь к стволу – хык-хык, хык-хык – токма щепки летять. Отбежишь чуток, и с новыми силами – хык-хык. Но с топором-то удобнее: схватила б – и тюк-тюк, тюк-тюк… Ан, нет. Топор табе, вишь ли, не инсрумент… Я токма и успевал покрикивать, чтоб сильно длинные чурбаки не рубала. Вот ты и хыкала. А потом ишшо и половину чурок извела – замучилси поленницу собирать. Тут ведь как – ежли зазевалси – дровенякой и в лоб получить можно. И, главное, елыну-то на чурбаки пилой гораздо легше напилить. Но куда там! Я дажно слова вставить не мог – всё так изрубила. Хорошо хоть не дюже мелко…
– Да не, дед, не обманывай меня. Стволы на чурки руками рубать? Я ж не колун какой. Это как же мне в голову-то так шибануло – и не помню ведь ничего…
Хитрый дед ещё раз усмехнулся.
– Ладно, девка, скажу правду: пожалел я тебя – дал топор, да руки замотал. А то и так все костяшки в кровь сбила. Зато потом – с топором-то – так ладно у тебя дело пошло, что решил не мешать. Оно ж как – с потом и кровью боль с души выходить. Вот и тебе эта тру-до-те-ра-пия на пользу пошла: к концу ужо успокоилась, итить. Я токма за санями сбегал – вона, почти целую поленницу с тобой привезли. Ты сама и тягала. Я направлял токма.
И снова хитрый дед щурится в усы, да кипяточек прихлёбывает.
– Тогда спасибо тебе дед, что в трудную минуту не бросил. Сам понимаешь – муторно было на душе. Зачем нужна такая война, на которой гибнут матери и дети? Кто ответит за все эти злодеяния? Вот и сорвалась с нарезки.
– Да, дочка, ерманец нынче не тот – озверел, что ля? В импери… листичскую даж, бывало, братались. А тут… Эх…
Мелькнувшая мысль заставила меня замереть и внимательно посмотреть на нож, лежавший на столе. А ведь я даже не заметил, как тяжеленным охотничьим тесаком так ровно поделил кусок сахара на две половинки. То-то дед оценил – аж крякнул от удивления. Ну что ж, всё одно мне скоро уходить – надо бы деду память о себе оставить. Да и должок за мной нагорел перед ним немалый.
