На прорыв | страница 58
Затем он взял меня под локоток и повёл к себе – в особый отдел – пешком: машины уже не было. Да тут и расстояние-то плёвое. Даже не понимаю, зачем вообще транспорт нужен был: мы дошли минут за двадцать. И всю дорогу молчали. Точнее, я молчал, а особист что-то мне втирал. Что именно – до моего сознания не доходило, поскольку на душе скребли кошки. Ведь я просто не мог поверить в то, что из-за трусости одного урода пропал совсем ещё молодой парень и отважный боец. Осознание этого буквально убивало меня, заставляя просто идти туда, куда вели, совершенно не обращая внимания на окружающее.
И лишь зайдя в помещение, в голове прорезалась здравая мысль: “Как же подозрительно вовремя появился особист. Да ещё с бойцами. Шёл кого-то арестовывать? Неужто меня? Вот же непруха! А я так сегодня и не пообедал”…
Медсанбат. Часть 4
Хорошо то, что хорошо кончается. По крайней мере, мне бы хотелось так думать. Но “Визит к Минотавру” слегка затянулся.
Сначала старлей задавал общие вопросы насчёт того, насколько хорошо помню недавние события возле Парфино. Я машинально отвечал, всё ещё находясь под сильным впечатлением от гнусного поступка Петра, бросившего раненого товарища на произвол судьбы.
Затем, понемногу придя в себя, стал отвечать более осмысленно.
В принципе, я ничем не рисковал. Память – штука весьма фривольная: “тут помню, тут не помню”. Так что часть правды касательно Александра Петрухина вполне можно было раскрыть. Типа вспомнил, как с Петрухой отбивались от вражеских танков. И всё. А остальное – сплошной мрак.
Но то, как расколол Петюню, может мне конкретно так аукнуться. Я так стремлюсь быть как можно дальше от НКВД и его присных, что… сам же лезу к ним в пасть с ничем необъяснимым упорством. И особист, едри его, это явно ценит.
Особенно напрягают его невербальные намёки. То лицо собеседника непроницаемо словно скала, и поди – разберись, о чём он там думает. То во взгляде появляется некая хитринка. Словно знает что-то про меня. Но сведениями делиться не спешит. А ты сиди, гадай – это что-то хорошее или нечто плохое?
У-у-у, “повбывав бы гадив” – то бишь, особистов. Но нельзя. Ребята делают свою работу. И отчитываться перед проверяемыми совершенно не обязаны.
Так и сейчас: сняв с меня показания, особист заставил подписаться под каждым листом. Предварительно дав прочитать текст, естественно. И… улыбнулся во все свои тридцать два зуба: