Изучив малочисленные местные достопримечательности в виде конвента, памятного древнего колодца, установленного здесь испокон веков, и коротенькой аллеи на десяток лавок, я вернулась в конюшню. На улице уже стемнело, и парочка конюхов, мельтешивших здесь под вечер, скрылась из виду. Надо признать, я не рассчитывала на короткий рабочий день, иначе бы сразу занялась водными процедурами Гуки, не откладывая на потом. Тем не менее, основной свет был потушен, а на территории двора не находилось ни одного постороннего человека. Я не стала стучаться в подсобку к конюхам, здраво рассудив, что ради меня одной нет надобности прерывать законный отдых сотрудников, и спокойно протиснулась в прикрытые на ночь тяжелые двери. В помещении без окон царила темнота, маленькие ночники у пола почти не давали освещения, разве что облегчали жизнь крысам. Ну, и мне. Шарусси постепенно перестроила зрение, выбелив темные участки. Ночное зрение отличалось от дневного, в кромешной темноте цвета блуждали в сером спектре, но при небольшом освещении, вроде работающих ночников, картинка практически походила на привычную.
Гука не очень обрадовалась обещанному приходу, она уже устроилась спать. Почувствовав мое приближение, она торопливо поднялась на ноги, от неосторожности, чуть не выдав хлипкую боковую перегородку между денниками. Соседние лошади тоже заволновались, просыпаясь.
–Отдыхайте, я ненадолго, – успокоила я их, но любопытные морды и не думали возвращаться ко сну, продолжая наблюдать за происходящим. -Ну, что, моя хорошая, припозднилась я совсем? – зашептала я Гуке, обнимая лошадь за грязную шею. -Не будем уже сегодня мыться, я зашла, потому что обещала. Так, и что тут с сеном у тебя? – я пошаркала носком ботинка, прикидывая объем сухой травы и удовлетворенно выдохнула. -До утра хватит, если не будешь в нем спать и втаптывать в навоз. Ты же не будешь? Ты же не свинья у меня?
Гука с обидой всхрапнула: что за намеки, сено – это не только вкусная еда, но и полезная притирка, работающая вкупе с навозом.
–Да ладно, – я ободряюще почесала ее холку и замерла.
Уши моей кобылы и Шарусси напряглись одновременно. Дверь конюшни мягко скрипнула, пропуская полоску света с улицы на пол. Полоска расширилась и быстро стянулась. Я очень тихо опустилась вниз по стенке денника, доверяя предупреждению Шарусси, и закрыла глаза. Здесь есть десяток бодрствующих глаз, я могу видеть ими, не высовываясь из укрытия.
По узкому проходу, не скрываясь, шли двое мужчин с одним чадящим фонарем. Один рослый, широкоплечий, другой тощий, низкий, совершенные антиподы друг друга. Двигались они уверенно, по сторонам не смотрели, пока не дошли до моей лошади. Они определенно знали, куда и зачем шли и не теряли времени ни на разговоры, ни на лишние телодвижения. Рука рослого потянулась к задвижке, но та словно приросла к пазам. Мужчина приложил усилие, дверь содрогнулась, но не поддалась.
