– Спрашивай еще. Я постараюсь.
– Откуда у тебя квартира? – и, не выдержав, добавила – тебе же всего двадцать два!
Конечно, она завидовала. Да и кто бы на ее месте не позавидовал?
– Заслужил – честно ответил я, и чтобы ей было понятнее, немного пояснил – здесь жила тетя моей мамы. Она жила со своей невесткой, после того как ее сын без вести пропал. Потом, невестке надоело ухаживать за старушкой, и она ушла устраивать личную жизнь. Моя мама ухаживала за теткой до ее смерти. И квартира досталась нам.
– И чем ты заслужил ее? – неожиданно, подловила меня Ксюша.
– Собой – грубо сказал я, и Ксюша отстала.
Ксюша, в миллионный раз огорченная моей грубостью, снова уткнулась в книгу. Но не она ей была нужна. Она приходила в мою атмосферу. Летела на мой свет, который ярко горел над мольбертом, оставляя остальную часть комнаты жить в тихом полумраке. В нем Ксюша и нашла свой приют. Она шла на мою тишину, на мой низкий голос, и очень бы хотела слушать умные, спокойные речи старшего товарища. А я, как всегда – гадости.
Но не мог же я, в конце концов, рассказать ей, как на самом деле я заслуживал эту квартиру! Уходя к новому мужику, старушкина невестка обзвонила родственников и сказала, что та нуждается в уходе. И моя мама, как и многие другие, кинулась ублажать старушку. И как водится, вся родня переругалась меж собой, в стремлении заполучить квартиру за свои старания. И уж не знаю как, но моя мама победила. Может, оказалась умнее, и прежде остальных сунула старушке бумагу на подпись.
Ухаживала она за ней около года. И в конец устав жить на два дома, мама объявила мне, что я стану ей помогать. Мне было тринадцать. Она сказала, что деньги не пахнут, а уж жилплощадь в тихом микрорайоне тем более. Пахнут – решил я, впервые переступив порог квартиры умирающей родственницы. Но делать было нечего – маму я побаивался. Теперь она приходила сюда по утрам, перед работой, кормила старушку, переодевала, меняла ей подгузник. А я должен был приходить к полудню, кормить обедом, прибирать. Последним я, честно говоря, пренебрегал. Вечером снова мама.
Старушка же была тихой от болезни, но несговорчивой по сути. Она увядала с каждым днем, но видимо решила, что единственное нажитое за жизнь имущество, не должно достаться мне просто. Я приносил ей из дома еду, садил ее в кровати, и кормил с ложки. То ли от лежачего образа жизни, то ли от своих болячек, а может, так было и раньше, но старушка была тучной и соответственно тяжелой. Я чувствовал в ней силы помочь мне привести ее тело в сидячее положение, но она висела балластом на моих руках, не желая сдаваться. Нет, скоро она не помрет, думал я, подбирая ложкой еду, стекавшую по ее подбородку. Она ни разу не заговорила со мной, а с мамой – не знаю. Я был этому рад. Я просто приходил и делал свое дело, я шел к цели. Я у мамы один, а значит, и затеяли это все ради меня.
