– Спит, – тихо сказал он, кивнув Чистякову и покосившись на Илью. – Больше транквилизатора не понадобилось. Он просто как будто сильно устал и уснул. Давление и пульс в норме – для такого состояния, конечно.
– Пойдёмте в мой кабинет. – Чистяков махнул рукой в сторону выхода. – А ты… – он взглядом указал Илье на дверь. – Если что – зови. Если худо станет… Давай я через пять минут подойду?..
– Через десять. Мало ли как дела пойдут.
– Ну, как скажешь. – Полицейский с сомнением покосился на забинтованные кисти Ильи. – А если тебя как там приложит?
Страхоборец молча покачал головой. Чистяков развёл руками и ушёл следом за врачом в свой кабинет.
Илья осторожно заглянул в комнату.
«Что это у них – камера предварительного заключения?»
На узком металлическом лежаке, застеленном серым одеялом, навзничь лежал молодой мужчина с бледным заострившимся лицом. Руки его были пристёгнуты наручниками к нижним перекладинам койки. Словно почуяв чужой взгляд, мужчина задышал чаще, веки задрожали, и Илья торопливо и беззвучно прикрыл дверь.
Ну что… Как бы ни было тебе страшно, страхоборец, а за дело приниматься надо.
Илья по-турецки уселся перед дверью и опустил ладони к полу, не касаясь его. Словно в костёр руки сунул… Едва сдержался, чтобы не отдёрнуть и не вскрикнуть. Прикусил губу, зашипел.
Слушать…
И погрузился уже целиком – в чужой ужас, как в бурлящий кипяток.
«…Синие всполохи в небе. Предупреждают, зовут. Зовут меня?.. Я должен идти? Куда? Зачем? Что там?!
Опасность! Враг! Он там, я его чувствую!
Он заберёт меня, он заберёт всех!
Он заберёт наши души! Чёрт, о чём я, какие души… Он просто убьёт. Убьёт всех.
Будет больно. Больно!
Я должен…
Должен! Должен успеть первым.
Как страшно! Синий огонь, жжёт! Больно! Я должен погасить… погасить…
Погасить.
Красным…»
Он отчаянно сопротивлялся, бился, извивался в чьих-то руках… Лапах? Щупальцах? Горло разрывало криком, но в ушах навязла тишина, давящая на грудь, как толща воды. Кисти горели, будто пузырящаяся кожа слезла с них полностью, а с оголённых нервов кто-то наждачной бумагой сдирал обугленные остатки бинтов.
Жар – холод – жар – пустота…
Илья вдохнул какой-то едкий морозный запах и кашлянул. Звук собственного кашля спицами воткнулся в виски.
– Очнулся, – произнёс откуда-то сверху и сзади незнакомый голос. – Илья. Вы меня слышите?
– Да… – Илья открыл глаза, поморгал, разгоняя туман. Над ним нависало перевернутое лицо врача. Вверху, казалось, на головокружительной высоте, маячила суровая физиономия Чистякова.
