Его охватило чувство опасности. Он перевел взгляд на женщину и попятился. На него в упор смотрели два вытаращенных глаза, полные возмущения и брезгливости. Крунк секунду стоял не в силах оторвать лапы от пола, а потом развернулся и опрометью бросился на свой коврик.
– И не смей сюда приходить! – с истеричными нотками неслось ему вслед. Крунк залег на коврике, засунув морду между вытянутыми передними лапами и желая только одного: не слышать больше этот визгливый голос.
Звякнули ключи, дверь открылась. При виде вошедшего мужчины Крунк вскочил и приветственно завилял хвостом. Мужчина не обратил на него внимания и прошел мимо. Женщина уже спешила к нему по коридору. Они обнялись, мужчина чмокнул ее, и они направились, видимо, к курице. Но тут… женщина мельком заглянула в комнату. В ту самую, где стояла кровать с когда-то ослепительными шарами. Такого визга Крунку не довелось более слышать за долгие годы своей жизни. Ему захотелось умчаться куда-нибудь далеко-далеко, чтобы этот голос его не преследовал. Но бежать было некуда. Он увидел перед своей мордой ноги хозяина. Тот схватил его за загривок и поволок по полу. Потом долго и больно тыкал носом в обгрызенные шары и что-то орал про то, что сдерет с Крунка шкуру.
Ночью Крунк лежал, свернувшись на своем коврике, и наслаждался тишиной. Он слышал только урчание холодильника и приглушенный звук поднимающегося или опускающегося лифта, что, впрочем, было редко. И еще он ощущал страх, который накрыл его – от черного влажного носа до кончика лохматого хвоста.
Страх так и не ушел. Постепенно он сжался и дал место другому чувству – в глубине щенячьей души зародились недоверие и настороженность к человеку.
Крунк очень старался слушаться: на улице идти рядом, не рваться поиграть с другими собаками. В лифте он сразу садился в углу и ни в коем случае не тянулся обнюхивать других людей, в квартире он лежал на коврике и больше не пытался зайти в какую-нибудь комнату. За всякое непослушание Крунка наказывали. Но не столько страх наказания заставлял его подчиняться. Он подчинялся, потому что его самого все больше пугали разрастающееся в нем недоверие и начинающая пульсировать озлобленность.
Как-то Крунк лежал на своем коврике, который становился ему уже коротковат. Входная дверь открылась, и вместе с хозяином вошел незнакомый мужчина.
– Заходи, будь как дома. Жены нет, сейчас сварганим чего-нибудь. Не пропадем.
– Это и есть твоя овчарка? – спросил мужчина, насмешливо глядя на Крунка.
