— Включи свет, — говорю я Люциферу, не глядя на него.
Он приглушает их, и я смотрю на нее в оставшемся свете, впервые воспринимая ее полностью.
Она великолепна.
Бледная кожа, яркие веснушки и отпечаток моей руки на ее лице, кровь засохла на ее губах. И еще одна отметина, которая выглядит так, будто кто-то другой мог ударить ее.
На этот раз я чувствую, как моя грудь сжимается при виде этого, и мне не нравится это ощущение.
Ее глаза все еще закрыты. Я вижу ее длинные темные ресницы, густые русые брови. А ее сиськи… Я жалею, что не шлепнул и их, но, по крайней мере, я попробовал их на вкус. Они большие, напрягаются на платье под ее кожаной курткой. Я стаскиваю с нее сапоги до бедер, на что уходит много гребаных усилий, и бросаю их на пол. Она поворачивается на бок, сворачиваясь в клубок. Я хватаю плед, сложенный на кровати, вытаскиваю его из-под нее и накрываю ее им.
— Нам нужно поговорить, — говорит Люцифер мне на ухо, как будто я этого не знаю.
Я сжимаю челюсть, провожу холодными руками по джинсам и выхожу из спальни в прилегающую гостиную, распахивая тяжелые шторы. Я вижу, как далеко отсюда взрываются фейерверки. Я выхожу на балкон и сажусь в одно из железных кресел.
Я не хочу подходить слишком близко к краю.
Это напоминает мне о том, о чем я предпочел бы никогда больше не думать. Это напоминает о Малакае.
Отпусти.
Люцифер захлопывает за собой дверь, встает у перил балкона, сцепив руки, опираясь локтями на железные перила.
— Кто она? — спрашивает он, не глядя на меня.
Я смотрю на его затылок, думаю о нем, об Эзре и той девушке. Я думаю о том, чтобы столкнуть его с балкона. Услышать, как его голова разобьется о бетон внизу.
Но я знаю, на что это похоже.
Неужели я хочу услышать это снова?
Я хватаюсь за кованые края кресла и заставляю себя смотреть на луну. Она действительно прекрасна.
— Я не знаю, — это не ложь. — Натали привела ее.
— Ты ударил незнакомую девушку?
— Она меня попросила.
Он поворачивается, его руки сжимают край перил так сильно, что костяшки пальцев побелели.
— Она попросила тебя?
Я встаю на ноги, качаю головой.
— Да, — говорю я, — точно так же, как Сид попросила меня взять ее, чтобы помочь убить твою гребаную мачеху.
Его челюсть сжимается, его темно-синие глаза сужаются в щели.
— Если бы Сид попросила пососать твой член, ты бы тоже позволил ей это сделать?
О, ему действительно не следовало спрашивать меня об этом. Я улыбаюсь ему, засовываю руки в карманы толстовки.
— Вообще-то, да. Теперь, когда я знаю, что ты не против поиграть без нее, почему бы, блядь, и нет?
