– Мы можем поговорить наедине? – неуверенно попросила я, заметив, как ехидная улыбочка волка со шрамом становится все неприятнее, а тяжесть во взгляде мужа все ощутимее.
Борис отвел взгляд и молча пошел к лестнице. Я засеменила за ним.
В дверях спальни он замер и с шумом втянул запах. Верхняя губа его приподнялась, а в глазах мелькнула быстро погасшая злость.
– Ты была здесь?
– Я искала свои вещи, – призналась я.
Глупо было отрицать очевидное, к тому же, если как раз об этом "очевидном" я и хотела поговорить.
Борис выжидающе смотрел на меня и я продолжила:
– Почему их здесь нет? Это ведь наша спальня?
– Не понимаю, к чему ты клонишь, Кира, – ответил он.
При ярком свете люстры его глаза сияли холодом и я приобняла себя будто пытаясь от него защититься.
– Я ни к чему не клоню, я просто спрашиваю, – спокойно пояснила я, поежившись. – Я не нашла в доме ни одной своей вещи, ни одной фотографии. У меня даже расчески нет, а у тебя нет обручального кольца. Борис, я…
Я опустила глаза, чувствуя себя глупо. Я будто сошла со страниц какой-нибудь сатиры про избитый образ той самой жены, что выедает мужу мозг чайной ложечкой, да все ходит вокруг, да около, не говоря ничего прямо, так как прямо-то и сказать нечего, а просто нужно поворчать и обязательно к чему-нибудь придраться.
Вот только я не искала, к чему бы придраться, и не хотела ворчать. Мне было, что сказать, причем по существу. Собравшись с мыслями, я открыла рот, но тут заметила на рубашке кровь.
– Ты ранен? – нахмурилась я и подошла к нему вплотную.
– Что? – переспросил он, отшатнувшись от меня.
– У тебя кровь, – ответила я, не обратив на это внимание, и ловко расстегнула на нем рубашку.
У оборотней все быстро заживало, даже после серебра, но след все равно должен был быть виден какое-то время. Я провела пальцами по мускулистой груди: кровь была только на рубашке, сама же кожа была целой.
– Извини, – пробормотала я, тушуясь под его взглядом, – мне… Я подумала, что ты ранен.
Борис молча взял мои руки в свои и опустил их. Он странно смотрел на меня и от его взгляда внутри поднималась буря. А еще этот запах… Его запах, смешанный с кровью, и окрашенный насилием…
Мы стояли очень близко друг к другу, и этот букет проникал в нос все глубже, проползал под кожу, будоражил душу, навевал что-то, что я никак не могла ухватить, но от чего сердце начинало заходиться в бешеном ритме, будто стремясь вырваться и убежать.
В ушах заложило и где-то в отдалении сознания прогремел выстрел и запах крови, идущий от Бориса, с новой силой ударил по нервам. Я зажмурилась, сопротивляясь головокружению.
