Демьяновы сюжеты | страница 76



– Облажаюсь…

Раздосадованный директор проникновенно посмотрел мне в глаза:

– Это моя личная просьба. Проигнорируешь, про халтуры забудь. Будешь безвылазно, от звонка до звонка сидеть в конторе.

Для меня, в ту пору работавшего на трех работах, это был приговор сродни высшей мере.

– А куда подевался этот университетский доцент? – обреченно спросил я.

– Сообщил, что внезапно перенесли плановую операцию. – Он подвинул к себе перекидной календарь и с трудом прочитал написанное на листке шариковой ручкой: – По удалению геморроидальных узлов в связи с открывшимся местным кровотечением. – Директор оттолкнул от себя календарь: – В управе планируют меня упразднить, а крыть-то особо нечем. Вот и подстроили геморрой, – сказал он и посмотрел на меня умоляюще: – Но мы ведь за просто так свою задницу им не подставим?

– За просто так ни в коем случае, – кивнул я. – Может, все-таки кому-нибудь позвоним?

– Нет, – крякнул директор. – Надо управиться своими силами. Пусть, сволочи, знают: нам что конструктивизм, что абстракционизм – все нипочем. Любой футуризм одолеем!..


Илона посоветовала мне надеть светлые, летние брюки и эту ковбойку:

– А пиджак ни к чему. На градуснике уже двадцать, днем будет пекло. – Она поправила ворот ковбойки, застегнула пуговицу на нагрудном кармане и с усмешкой добавила: – Кончай мандражировать, ты прекрасно справишься. Я и то кое-что помню. Конструктивизм – пролетарское искусство!

– Спасибо, ты мне очень помогла. – Я поцеловал Илону и, втихаря прихватив с собой пиджак – все-таки иностранная делегация – направился к выходу.

По дороге к Площади Искусств – мы должны были встретиться напротив гимназии – я судорожно вспоминал про лаконизм, геометрические формы, функциональность и другие признаки конструктивизма, оставшиеся в памяти еще со студенческих времен.

С французами мы приехали практически одновременно. Из микроавтобуса вышла полновата женщина в дымчатых очках, ее голые шея и плечи были искусно задрапированы газовым шарфом. И я чуть не закричал от радости:

– Аглая, я тебя люблю!..

– Станислав Викторович, – она церемонно протянула мне руку. – Позвольте представиться, переводчик «Интуриста»… – но договорить ей не удалось.

Я страстно обнял ее:

– Господи, как я рад тебя видеть! – несколько раз повторил я. И это было искреннее признание. С Аглаей я готов был проводить любую экскурсию, поскольку был уверен, что ее феноменальная эрудиция и находчивость способны творить чудеса.