– Ты извини, Демьян, что нагружаю, – произнес он, впившись в меня стеклянными глазами. – Так получилось, что кроме тебя не с кем поделиться радостью…
– Между прочим, твоя мамуля видит невесткой Тамару Олеговну.
– Что поделаешь, не повезло ей с дураком-мужем, а сын оказался еще глупее…
К вечеру Раиса Тимофеевна уставала. Сидя с полузакрытыми глазами в своем кресле перед телевизором, она невнятно бормотала: спать еще рано, развлекайте меня, а ящик выключите – раздражает.
И я, стараясь быть занимательным, рассказывал ей что-нибудь преимущественно фривольное. Об этом просил Ленька – чтобы поменьше думала о политике.
Для меня этот вектор – поменьше думать о политике – тоже был в высшей степени актуальным и необходимым. Размышляя о том, что нынче происходит в стране, городе, среди моих бывших товарищей – так называемых перестроечных активистов, я попросту впадал в ступор. Приливы болезненной меланхолии накрывали с головой. Поэтому малейший повод, позволяющий отвлечься, забыться, переключиться на что-иное, воспринимал как благо. И тут, конечно, надо сказать отдельное спасибо вздорной, скандальной, непредсказуемой Раисе Тимофеевне. Ее причуды неоднократно высвобождали меня из объятий хандры.
– В одном провинциальном городе областного подчинения жил-был начинающий, но весьма одаренный Дон-Жуан, выпускник московского технического вуза, направленный в Поволжье по распределению, – заговорил я, словно нахожусь на эстраде перед аншлаговым залом. – Умница, грамотный и сообразительный инженер с завидными организаторскими способностями занимал самую скромную должность на второстепенном заводишке. Всем было очевидно, что это несправедливо, что это не рационально, что эту глупость надо срочно исправлять. И ведь исправляли, но не на долго. После назначения на новую, более высокую и ответственную должность следовал очередной скандал, перипетии которого активно обсуждал весь город. Дон Жуан он и есть Дон Жуан. Каждый месяц новая пассия. Старшие товарищи из парткома и профкома всячески пытались его урезонить. Пойми, говорили они, у нас не Москва, спрятаться негде, все на виду, понимаешь? Понимаю, отвечал он, но спустя некоторое время история повторялась. Список обиженных девушек и женщин рос с невероятной скоростью. И так продолжалось до тех пор, пока в городе не появилась Капа. Капой прозвали нового председателя Горисполкома, товарища Капитонову, тридцатилетнюю, очень серьезную женщину, переведенную в захолустье из Обкома КПСС с должности замзавотделом. На первой планерке она отчеканила: кадры решают все, в срочном порядке займемся резервом. Кто из рядовых, включая беспартийных горожан, мог бы претендовать?.. И кто-то назвал Дон-Жуана. В зале раздался смех. Но Капа решительно хлопнула кулаком по столу: перевоспитаем! На следующий день Дон-Жуан был вызван на ковер:
