Прошли они ещё одним прозрачным коридором, дверку низкую распахнули и вошли в комнату небольшую, уютную. В углу стоит кровать золочёная, на кровати под десятью одеялами лежит парень рослый, дрожит, согреться не может.
Две служанки молодые у кровати на стульях сидят, слёзы льют, чем помочь не знают.
– Вот он, красавец мой!
Поглядела Керстин – да, действительно красавец – глаз и не увидешь сразу – заплыли щёлками узкими, губы будто грибы перезрелые, все наружу вывернуты, щёки как мешки отрубями набитые, нос как башмак у коровницы.
– Говорить-то твой Магнус может? Кто покусал его? Что за звери лютые?
Очнулся юноша, отвечает ей хриплым голосом: – Шёл я себе по берегу, увидел на дереве жёлтый шар большой, любопытно мне стало – что за шар такой, я его и сшиб палкой. А оттуда как загудит, а оттуда как налетит, набросилась на меня туча жёлтая, едва успел до воды добежать. К счастью под воду они за мной нырнуть не осмелились.
– Так это осы были – догадалась Керстин. – Неси, бабушка горшки с водой кипящей да полотно льняное тонкое – будем травы земные заваривать, твоего питомца спасать.
Достала Керстин из перемётной сумы травы заветные, заварила их в воде кипящей, остудила, полотно льняное на тряпицы разорвала, в зелье обмакнула, да велела одеяла прочь снять, а парня мокрыми тряпицами с головы до пят обмотать.
Всю ночь они с нянькой да двуми служанками молодыми, друг друга сменяя, у постели больного провозились. К утру умаялась Керстин, заснула сидя на стуле, а как проснулась, смотрит, понять ничего не может – лежит перед ней на кровати пусть и не красавец писаный, но ведь и не урод записной – и нос у него на месте и губы не оттопыриваются и кудри словно лён серебристый – хорош парень – с таким хоть поле пахать, хоть пляски плясать, хоть беседу вести, хоть по жизни идти. – И уж отчего у неё сердце вдруг ёкнуло, очего защемило – кто ж знает – видно оттого, что не пара такому парню нищенка в чужих обносках.
Тут в дверь тихо постучали и вошли в комнату рука об руку важный господин в синем камзоле и статная красавица в платье, жемчугом расшитом. Смотрят они на юношу, а близко подойти не решаются.
Керстин сразу поняла, что это Хозяева Долгого Фьорда. Стоит она, глаз поднять не смеет, будто жжёт её тряпье с чужого плеча, где заплата из-под заплаты видна. Неловко ей, стыдно вида своего нищенского.
Склонились низко служанки молодые, а перед нянькой старой хозяева сами головы склонили. – Как он? Что он?
