Утром нас разбудил Егор, вошёл в келью со словами: – «Пойдёмте молиться» – и тут же вышел. Мы оделись, заглянули в храм, там все собрались и читали «Утренние молитвы». Я пошёл в туалет, пользуясь моментом пока все были в храме. Для меня в туалет сходить «по большому» в новом месте всегда проблема, сложно расслабиться. А тут туалет двойной, между кабинками фанерная перегородка, и если кто-то войдёт в соседнюю, то всё слышно, а особенно как плюхается в яму.
Сижу я, значит, довольный, что наконец-то уединился, читаю рассказы Хэма, и тут в соседнюю кабинку кто-то входит, я притаился, жду.
– Дэн, это ты? – Раздался голос Егора.
И как он только меня услышал, я ведь притаился.
– Да. – Отвечаю.
– У тебя бумага есть?
Я посмотрел на полочку в углу, под которой стояло ведро с использованными обрывками бумаги. На полочке лежал остаток рулона.
– Есть.
– Повезло тебе.
Я промолчал. Не люблю разговоры в туалетах. Егор принялся кряхтеть, сопеть, пердеть и плюхать говно с высоты в яму, где оно чвякало, ударяясь о жижу. Я ждал, когда он закончит и уйдёт, надо признаться, я ему завидовал, мне тоже так хотелось, но я не мог. В животе у меня булькало, урчало, но наружу не вырывалось. Ноги затекли от долгого сидения, я совсем отчаялся, натянул штаны и вышел, а следом, представляете, Егор. Как будто он специально ждал, когда я выйду. Мы с ним направились к умывальнику, молча вымыли руки и пошли в храм молиться, он облегчённый, а я с гоготом в животе.
Егор принялся выставлять композицию из цветов и аналоя с иконами Петра и Павла, а затем фотать на фоне иконостаса. Он подошёл к нам и показал фотографии, сбоку от аналоя стояла пустая трёхлитровая банка и Юля сказала об этом Егору. Он пошёл, убрал банку и перефотографировал, затем снова показал нам.
– Иконы не ровно лежат, надо правее сдвинуть. – Сказал я и Егор побежал исправлять.
Феодора, стоявшая в углу храма, где располагалась церковная лавка с иконами, громко выругалась матом, да так смачно, что матушка выглянула из-за клироса. Посмотрела, чем так недовольна Феодора, подошла к аналою с той самой старинной книгой и подложила её под иконы, они приподнялись, и Егор сфотографировал, показал матушке, нам, а Феодора матерясь себе под нос вышла из храма. Её всё это раздражало.
После «утренних» началась служба и народ потихоньку стал сползаться в храм, пришёл и Петро, на этот раз он был в рубашке. Народу собралось много, про маски естественно все забыли или, скорее, пренебрегли ими.
