– Она узнала тебя? Или только ты узнал?
– Узнала, конечно! У неё трепак и сифилис обнаружили, сначала лечили, а потом на прерывание беременности отправили к нам… Это, прикинь, как меня Бог уберёг, а то одарила бы она меня букетом. Вот не повезло тем, с кем она уехала тогда. – Егор сказал это с каким-то смаком, типа: – «Схавали, да». – Врач умертвил ребёнка и направил ко мне. Я вызывал схватки, принимал мертворожденных, и отправлял в утилизацию, ну, в общем в морг передавал. А тут ребёнок живым родился, такое бывает иногда, но такие дети пару минут живут и умирают. Мы их клали в железную ванночку и под кушетку ставили на цементный пол, там они быстро замерзали. Этого я так же положил в ванночку и задвинул под кушетку, ушёл с приборами грязными, возвращаюсь, а он кричит там. Он всю ночь моего дежурства там мяукал. Подойду к двери, прислушаюсь – тихо, ну, думаю всё, а как дверь открою он опять: – «мау – мау», – наверное, слышал, как я вхожу. И так до утра, как жить хотел, а. Представляете, какого мне было?
От воспоминаний тень грусти упала на его лицо, от чего появились глубокие морщины, я заметил, как он в одно мгновение постарел лет на десять. Глаза утратили блеск под серой пеленой воспоминаний. Да уж, этому человеку есть, что замаливать. Теперь ясно, почему он оставил медицинские практики, с таким не каждый справится. А он и жить с этим не может, судя по всему.
– Слушай, а укол, какой-нибудь сделать, чтобы не мучить ребёнка и самому не страдать?
– Какой укол, я ведь акушер, это врач, который умерщвлял плод, не доделал операцию, что ли, а может и вообще не делал.
– А женщина, что?
– А что она, родила и ушла, а я один на всю ночь на дежурство остался. Да, вот так вот было.
– Страшная история. – Заключил я.
– Да, прям, и похуже бывает, в больницах такого насмотришься – мама не горюй, спать потом совсем перестанешь. На скорой похуже было.
На этой ноте мы распрощались с Егором и пошли в келью, на этот раз нам повезло, мы спали отдельно от всех, а главное, мучила Феодора своим беспокойным сном женщин и Егора. Батюшка же до морозов спит на старой колокольне в спальнике. Взбирается по ступенькам в башенку, деревянную надстроенную над церковью. И просыпается с первыми лучами солнца. Зимой спит в храме, но часто ночует на колокольне.
Я помню, как лет восемь, а то и все десять назад, приехал в церковь под рождество, народу было полно, все кельи заняты и даже в церкви было полно народа. Батюшка меня в храм и отправил спать, положил под иконами у алтаря, рядом с клиросом. В церкви стоит большая контрамарка, круглая, окрашена в чёрный. Мы протопили её, как она только раскалилась, воздух в храме стал прогреваться. Лёг я в спальном мешке, благо он у меня был с собой, я всегда беру спальник, куда бы ни направился. По дороге в храм сильно простыл и приехал с больным горлом и сильным кашлем. Так что сосед я был беспокойный, всю ночь не спал и другим не давал. А потом пришла женщина с ребёнком подростком и села у меня в ногах. Я шёпотом спросил, кто они, а она ответила, что просто посидят здесь немного и уйдут. Ну, не мог же я их прогнать из храма. Они посидели немного и вышли, я встал, чтобы запереть дверь, через которую они вошли и вышли. Я ещё когда только увидел их подумал: – «Как это они зашли, мы ведь по батюшкиному наставлению заперлись, видимо так и не закрыл никто дверь на крючок». В общем, встал я запереть за ними, подхожу к двери, а крючок-то опущен, дверь заперли всё-таки. А на следующий день у меня кашель прошёл. Только горло ещё пару дней слегка поболело и всё. Вот такая вот история перед рождеством у меня была.
