Странно, но, даже находясь на весьма приличном расстоянии от поля боя, Алексей почувствовал растущее напряжение в душе, и приступ нарастающего возбуждения. Вроде как телевизор смотришь, только ветерок обдувает на высокой вышке, и можно приказать подать кофе или квас. И абсолютно безопасно — ядра не долетят, а вокруг охраны битком набито, которая сама по себе серьезным сикурсом является.
Еще бы — «Стремянной» полк в полном составе, и три лейб-эскадрона, плюс три сотни союзных калмыков — всего до двух тысяч отборных всадников. А с ними полный батальон «надворной пехоты», собственной охраны из ветеранов, у многих из которых медали за победные сражения. Из гарнизонных полков отобрали лучших из лучших солдат, да и жалование они получали тройное, и в лояльности сомневаться не приходилось. Да еще рота лейб-стрелков, сформированная из настоящих охотников, в большинстве же им самим набранных в декабре, во время скитаний. Умельцы, что и говорить, потому что из здешних примитивных ружей, ухитрялись попадать не в толпу, а в одиночного человека.
Кроме того, вся Преображенская слобода была забита вооруженными ополченцами — тут их было до пяти тысяч. Еще столько же мужиков находилось при обозах, без их труда обойтись было невозможно. И пусть у них в руках пищали, рогатины и топоры — но для любой жертвы все равно смертельно опасное оружие.
Алексей не удержался и повел трубой по горизонту, слева направо. В верстах трех от корпуса Балка скрывались за лесом три тысячи донцов атамана Василия Фролова. А на правой стороне, причем выдвинувшись далеко вперед, своего рода Засадный полк как в Куликовской битве — генерал Айгустов имел три тысячи пехоты и полторы тысячи конницы, на две трети слободских казаков. Вот они и должны были поставить жирную финальную точку в баталии, и вместе с «туземцами» преследовать противника.
«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить», — Алексей вспомнил старую мудрость, и пресек в себе победное настроение. Численный перевес внушительный — все же сорок тысяч собрано, и это без ополчения, почти вдвое больше, чем у «папеньки», и пороха в достатке, как пуль с ядрами, вот только в груди что-то екало, причем нехорошо так, а своей интуиции он привык доверять.
Петровские линии приближались — длинные и тонкие «бруски» солдат в зеленых мундирах и треугольных шляпах. Огромное пространство заволокло дымом, белые клубы сгоревшего пороха закрывали обзор огромными одуванчиками. Разглядеть что-либо подробно было трудновато, Алексей лишь видел, как линии сблизились, и стали с увлечением стрелять друг в друга. Забава эта продолжалась с четверть часа, не больше, а потом бригадир Гагарин стал приплясывать на месте, будто не пожилой человек, а мальчишка. Да так разошелся, что добротная деревянная вышка немного закачалась, к вящему страху молодого царя. Рухнуть вниз с двухсаженной высоты как-то не хотелось, выглядело и глупо, и рискованно.
