А может даже я и не щепка — дерьмо в проруби тоже болтается!
Обидное сравнение?!
Да, но так оно и есть — делаю вперед несколько шагов и тут же отступаю, и все согласно поговорке — ни рыба, ни мясо. Такой вот бесхребетный, недаром люди на колени бухаются и «благословенным» именуют, даже порой «блаженным», а от последнего термина до «юродивого» один шаг.
Почему так происходит?
Видимо оттого, что я так и не стал частицей этого мира, а большей частью до сих пор нахожусь в будущих временах. А ведь их уже может и не быть — они ведь не предопределены, а могут стать совершенно иными, если в эти дни изменится очень многое.
Что же меня держит и мешает быть самим собой?!
Сам Петр?!
Пожалуй, и так! На кого я мятеж поднял?!
Царь — реформатор, что вырвал Россию из средневекового болота и повел ее к сияющим вершинам научно-технического и социального прогресса. Осуществил первую «перестройку», все «углубил» и «обострил». Обойдясь при этом без «гласности» с «демократизацией», он то и слов таких, пожалуй, не знает, да и дыба с палкой является для него лучшим стимулом для убеждения всех несогласных.
Почему его правление даже в будущих временах оценивалось исключительно положительно, а на жестокостях, непродуманном реформаторстве, пьянках и казнях, никогда не концентрировалось внимание?
Наоборот, любые власти, от монархистов, до коммунистов с «демократами» и либералами, всегда именовали его величайшим правителем России, и все что он сделал в своей короткой жизни, считалось благом априори. Причем внимательно рассматривать сии «блага» запрещалось, если они подавались в отрицательном контексте, а требовалось демонстрировать исключительно положительные стороны его начинаний.
Культовая фигура, которую никто не смеет тронуть! Обожествленная в учебниках и речах политиков, даже сакральная для всех!
Но почему так вышло?!»
Немой вопрос, заданный самому себе, остался пока без ответа. Какой-то частью мозга Алексей думал о наболевшем, но это не мешало ему внимательно выслушивать собравшихся на совет.
— Тяжкое повреждение нравов на земле нашей произошло, — от глуховатого голоса князя-кесаря, вступившего в разговор, Алексей чуть не вздрогнул — Ромодановский никогда не спешил излагать своего мнения, старался вначале выслушать других, оценить их слова, подумать над ними.
— Боярство и дворянство не токмо на иноземный манер сейчас одевается, пройдет время, как и душа наша подменена будет, и даже дома мы не на своем языке говорить будем, а словами немецкими али польскими. Страшно, когда женок и дочерей наших в блуд вгоняют, заставляют плечи и перси оголять прилюдно, да на бесовские ассамблеи тащить, к скверне и разврату приохочивая, да пьянству безмерному.
