— Государь, — вошедший Шереметьев был в точно таком кафтане, только чин весомей. — Прибыли отпущенные из плена генералы Шлиппенбах и князь Гагарин. У него письмо вам личное от отц… от «подменыша». Я не понимаю, что происходит, но он желает мира и хочет передать вам свое царствование, отказавшись от престола. Искренне желает, чтобы ваше с ним противостояние разрешил святейший патриарх Стефан, волю которого он, безусловно, примет, даже если она ему не понравится.
Алексей обалдел от такой новости, потребовалась целая минута, чтобы ее осмыслить. Он отрывисто произнес:
— Где послание?!
— Вот оно, государь.
Шереметев протянул свиток, перевитый шнурком с печатью. Алексей быстро размотал его, развернул — в глаза бросились знакомые буквы подписи, которую ему пришлось видеть раньше. И короткий текст, несколько строчек, написанных твердой рукою человека, что должен быть через четыре года первым в истории России императором.
«Сын мой, ставший государем по праву крови, но не по праву дела. Но самодержец должен приносить себя в жертву интересам отечества, что Богом ему вручено. И я сделаю это, токмо нам надо встретиться и обговорить все. Ты будешь царствовать, но я твой отец. Петр».
Он протянул послание Шереметеву, и фельдмаршал принялся его читать. И впервые Алексей не знал, как ему поступить…
— Переговоры с «подменышем» не вести, то лишь обман голимый, да Меншикова проделки, наподобие «машкерада» недавнего, — фельдмаршал говорил глуховатым голосом, но внятно. — Нельзя с ним ни о чем договариваться — не станет он блюсти никакое соглашение! И от царского венца не откажется по доброй воле!
— Борис Петрович полностью прав, государь, — произнес князь Богдан Гагарин. — Видел ясно, что казнить меня хочет люто, едва сдерживается от гнева, даже щека у него как всегда ходуном ходила. Говорил ласково, а в очах у него стужа лютая, зло одно да ненависть!
— Он Москву с младых ногтей презирает, боярство тиранит, а над церковью свои гнусные проделки вершит — вспомните, что на своем бесовском «всешутейшем и всепьянейшем соборе», вечно смрадном и похабном, вершит и какие речи зловонные там ведет! Как такому именем божьим клясться?! Нет ему веры, и быть не может! Антихрист!
Князь Долгоруков аж позеленел лицом, было видно, что он едва сдерживается от ругательств. В последние дни Василий Владимирович совершенно изменился, постоянно проклинал Петра, и вел себя как один древний римлянин, что любую свою речь заканчивал одними и теми же словами — «и хочу добавить — Карфаген должен быть разрушен!»
