— Скажите честно, эта операция была необходима? Там все было настолько запущено с желудком?
— Язва не выглядела серьезной, — осторожно начал отвечать врач. — Но мы доподлинно это узнали, только когда смогли на нее взглянуть.
— Ясно, — усмехнулся Фрунзе. — А где анестезиолог?
— Он ушел вчера домой, а сегодня не пришел. Мы уже посылали за ним, но дома его не застали. Соседи сказали, что он с вечера так и не приходил.
— Понятно, полагаю, что и не придет. Если не дурак — сбежал, а если дурак, то его уже где-то прикопали, чтобы лишнего не сболтнул.
— Вы полагаете, что… — тихо спросил врач, у которого на лбу выступили капельки пота.
— Я полагаю, что Наркома по военным и морским делам пытались убить на операционном столе. При вашем попустительстве. И вы даже не арестовали подозреваемого, свободно его отпустив. Если бы я служил в ГПУ, то этого бы хватило для очень вдумчивого расследования.
— Но я ничего не знал… — проблеял бледный как полотно врач.
— Серьезно? А почему вы мне так спокойно говорите про передозировку хлороформа? Почему вы его не остановили?
— Так мы это заметили уже после! — выкрикнула санитарка. — Как у вас сердце биться перестало. Схватились за маску, а она — хоть выжимай.
— Столько и без эфира не льют. Во время операции я не мог контролировать все. Тем более, что такие вещи очевидны. А анестезиолог он был знающий. За ним никогда таких ошибок не наблюдалось.
— И как же вы его отпустили после всего этого?
— Я его выгнал из операционной. А когда мы с вами закончили, он уже ушел домой.
— Напишите подробную записку о произошедшем. И вы сами, — кивнул он врачу, — и всем, кто соотносился с делом, распорядитесь написать. Включая тех, кого вы посылали за анестезиологом. Ясно?
— Ясно, — серьезно ответил врач.
— Повторите.
Он повторил. Причем с парочкой неточностей. Фрунзе его поправил. Тот снова повторил. В этот раз правильно.
— Слышали? — несколько хрипло спросил врач, поправив воротник, когда вышел из палаты.
Все кивнули.
— Чтобы к вечеру сдали записки, подробно все описав…
Фрунзе же проводил их взглядом. Дождался, пока закроется дверь в палату. Проверил свой пистолет. Зарядил его дослав патрон в патронник. Поставил на предохранитель. И положил под подушку.
Его явно пытались убить. И ничто не говорило о том, что это не попытаются довести до конца. Понятно, этим своим распоряжением шумиху он поднял знатную. Получаса не пройдет, как вся больница станет об этом судачить. А где-нибудь послезавтра уже и по Москве начнут обсуждать. Хотя тут он не был уверен. Все-таки на дворе 1925 год. И скорость работы сарафанного радио здесь не в пример ниже.
