– Неуютное, – согласился Антон. Вспомнил, как полгода назад Ани потащила в какое-то очередное статусное место, выставку модного фотографа. Как же его звали? Не вспомнить. А работы понравились, хоть и не хотел идти. Смутило название экспозиции: «Оттеняя серое». Была в нём дешёвая провокация, аналогия с модным романом для сексуально озабоченных граждан. Роман Кислицин не осилил, хоть Ани и настаивала. Прочёл пару страниц, пролистал, цепляя откровенные сцены, и забросил.
Художник, как же его все-таки звали, маленький толстячок, тяготился собственным присутствием в кругу «ценителей». А «ценители» сыпали банальностями, говорили какую-то чушь о «серости бытия». Антон остановился у работы, которая называлась «Выход». Видно, что снимали откуда-то снизу. Привычные дома, та же серость многоэтажек, те же суетящиеся автомобили, изломанные фигурки людей, но всё это на белоснежном фоне первого снега. И от этого парящее, взлетающее к серому небу с прорехами света.
«Мы инфицированы смертью. Те, кто не ощущает, счастливы по-своему. Внутри меня зарождаются новые знания, будто привнесены извне. Осталось разгадать, понять, какой во всём этом смысл», – прочёл Кирилл.
– А я-то голову ломаю, что ты читаешь всю дорогу.
– Привык доверять интуиции. Мне кажется, что мы набрели на ключ, Антон. В каком-то смысле, я – фаталист. Не верю в случайности. Нечто подобное в последнее время ощущают многие, а тётушка твоя нашла слова.
– Не знаю, на меня как-то всё обрушилось. Будто сидел в тёмной комнате много лет, а потом вышел под яркое солнце. Возвращаться не хочу…
Дорога стала грунтовой, благо слегка подсохшей.
– Осенью не проехать, – Кирилл отложил планшет, – а ты и в самом деле не видел мать своей девушки?
– Я даже не знал о её существовании, думал, что Аня – сирота. И про дочь ничего не слышал. Она при мне им никогда не звонила.
– Был у меня приятель.
– Был?
– Погиб в ДТП год назад.
– Прости…
– Обычное дело, жить торопился. В Москву уехал первым, сразу после школы. Звал, манил показной успешностью во время приездов сюда. Я и сам делал несколько попыток уехать, в Москве пытался прижиться. Не смог. Страшный город, вытягивающий все силы. Странное чувство испытывал, казалось, что Москве нужны стерилизованные насельцы, оторванные от былых привязанностей. Ей нужно самой создавать, лепить, насаждать своё, нечеловеческое. Может это моё, субъективное. А приятель жил там, был счастлив по-своему… Так вот, он любил повторять – реальность лишь то, что мы создаём в своём сознании. В его реальности не было места родителям, он даже на похороны матери не приехал. Не было места сынишке. И таких людей всё больше. Именно поэтому я и работаю в «Руке».
