Чтение дневника прервал телефонный звонок с незнакомого номера.
– Антон? Вы не знаете, как мне найти Аню? – Женский голос звучал взволнованно.
– Аню? Какую Аню?
– Анну Петрухину.
Ани… Кто-то спрашивает у него об Ани. Но почему у него? Что случилось?
– Простите, а вы кто?
– Я её мама.
Быть не может, какая мать? Она же говорила, что родители давно умерли…
– Мама? – Кислицин не мог скрыть удивление.
– Мама, Антон. Плохо, что мы так и не познакомились, Анечка не хотела, стесняется меня.
– Но как? Вы где?
– Живу в деревне, Лощинки называется. Маленькая деревушка, у нас тут двух десятков домов не наберётся обитаемых, но речь не обо мне. Мне надо найти Нюру, её телефон не отвечает.
– Нюру? Ах, да, Аню. Но мы с ней расстались. Я ничего про неё не знаю, – Кислицин, конечно, лукавил, не рассказывать же про Василькова.
– Беда. Дело в том, что пропала её дочь, Катюшка, – связь неожиданно прервалась.
Какая дочь? Разве может быть дочь у Ани? Антон набирал и набирал незнакомый номер, но ему отвечал автоответчик.
Сновидение девятое
Антон ждал этого сна, ждал встречи с тётушкой. Уж теперь-то он её не упустит. Толпа заметно поредела, многие разошлись по домам, чтобы успеть выпить ради праздничка. Кислицин всматривался в лица, пробирался в людскую гущу, но старухи в чёрной шали не было. Зато показалось, что увидел Василькова, что-то вытаскивающего из кармана зазевавшегося горожанина.
– Едут, едут, – уставшие зрители заметно оживились.
– Ну и ладненько, сейчас досмотрим и оскоромиться не грех. А там и в картишки перекинуться, – хмыкнул дородный купец в серебрящуюся от мороза бороду.
– Не грех, не грех, батюшка, – поддержала Щекочиха, оказавшаяся рядом.
– А тебя, старая опорка, и не спрашивают, – оттолкнул бабу худой лавочник.
– Ишь, раскомандовались, – обиделась Щекочиха, грозя купцам кулаком. Но подойти ближе не рискнула.
Повозки, ярко подсвеченные, показались у поворота улицы.
– Мотовство и бедность с их свитами, – громко прочёл Петруха.
– Неужто над бедными глумиться будут? – Охнула какая-то баба и тут же осеклась.
– Так богатые завсегда над бедными глумятся, чему же удивляетесь, православные, – поддержал сбитенщик.
На картинке первой повозки изобразили перевёрнутый рог изобилия, из него сыпались золотые монеты.
– Сия картина говорит о беспечности, – появился из темноты лицедей, – худой хозяин добро не бережёт, а посему оно и вытекает.
– Это, мил человек, когда есть, что сберегать, а у нас всего добра – таракан за печкой и вошь в бороде.
