К точке отсчёта | страница 40



Больничный двор-сад с лёгкой горечью оттаявшего мира. Чёрные пряди застывших перед пробуждением деревьев. Мокрые стёклышки луж, в которых прячется по-весеннему игривое солнце. Птичий переполох. Им нет дела до кабинетов, пропавших страхом.

У кабинета главврача измученная очередь. Почему здесь все постоянно чего-то ждут? Даже те, у которых совсем мало времени на прохладу ветра и набухшие почки? Нет, он не хочет продолжать лечение. Да, осознаёт возможные риски. Что и где нужно подписать?

Такси вызывать не стал, хотелось дышать весенней свежестью, вытравить сонно-хлорные запахи. Даже стоптанные ботинки больше не казались обузой.

Отец только выдохнул:

– Зачем? Почему не согласился пролечиться?

– Да здоров я, папа, – «папа» мягко, с наслаждением, – ставь уже чайник, второй день не могу чайку попить.

– Подождешь, сынок, я сейчас?

Антон стоял под душем, оттирая навязчивый запах хлорки, запах страхов. Капельки воды рассыпались радужной безмятежностью. Зачем он постоянно думает о смысле? Зачем пытается объяснить внезапно возникший интерес к поиску родственницы? А если просто жить, просто делать то, что считаешь важным? Перестать тратить энергию на бессмысленные диалоги с собой? Под душем расслаблялось не только тело, смывалось напряжение последних дней.

Отец постарался – парадные чашки, вазочки с вареньем, блинчики.

– Откуда такое богатство?

– Это Дарья Ивановна снабжает. Ты не подумай, ко мне часто заходят женщины, но это другое… Знаешь, смотрю я на них, таких одиноких, таких беззащитных что ли в этом своем одиночестве – и жалко всех. Тебе этого пока не понять, в молодости кажется, что жизнь бесконечна, а ты всегда будешь полон сил.

– Значит моя молодость прошла.

– Что ты, что ты, сынок. Ты ведь даже семьи не создал, детей не родил.

– Не встретил, пап.

– А Анечка? Может еще все утрясется?

– Нечему там утрясаться, не было ничего, кроме многолетнего безумия. Кроме моего желания к этой сексуальной особе.

Отец смутился, молча смотрел в чашку. А блинчики чудо как хороши!

– Пап, а почему ты сам боишься пустить кого-то в свой мир? Ведь стараются дамы.

– Что обманывать-то – думал об этом. Сердце мамой твоей занято. Столько лет дышали вместе, тебя вот родили. К старости все по-иному, одиночество страшит. Эти сумерки тихие. Телевизор не выключаю, хоть и слушать его не могу, все сопротивляется тому, что показывают, а остаться в тишине еще страшнее. И женщинам этим я тоже нужен для спасения от одиночества, для заботы, осознания значимости. Знаешь, это ведь очень важно, знать, что не зря просыпаешься по утрам, что твое пробуждение – радость для кого-то.