– Знаешь, про инфантилизм я у Анны Петровны вычитал, но полностью согласен, иногда себя Гулливером в стране лилипутов ощущаю. С тобой такого не было? – Кирилла совсем не смущало молчание Антона, и в этот раз его вполне удовлетворил неясный жест плечами. – Перелётный Луг, там пропала некая Кравцова Лидия Петровна, женщина, прикованная к постели.
– А с кем она жила? – в голоса Кислицина появились первые заинтересованные нотки.
– С сыном, но он за ней не ухаживал, скорее, жил за ее счет – не работал, пропивал пенсию.
– А как же? Кто кормил, занимался больной?
– Соседки, к одной из них нам надо попасть, именно она первой обнаружила исчезновение.
– А пустит ли, доедем – темно будет.
– Должна, ей участковый звонил, говорил о нас.
– Как у вас все отлажено, связь с правоохранителями, отслеживание.
– Иначе нельзя.
В Перелётный Луг въехали, когда сумерки укрывали деревню на ночь.
– Еще и луна спряталась, а улица тут лет двадцать не освещается, – ворчал Антон. Дома, захваченные врасплох вспышкой фар, казались игрушечными, нежилыми, лишь редкий свет в окнах выдавал обитателей. Зато собаки были самыми настоящими – выпрыгивали из подворотен, бросались на колёса, отчаянно лая.
– Останови, так мы будем еще час искать, – Кирилл дернул ручку дверцы.
Антон не понимал, откуда взялось раздражение, неужели от нежелания подчиняться чужой воле?
Любовь Семеновна ждала у калитки. В доме было удивительно уютно, казалось, каждая вещь за много лет напиталась хозяйской любовью, и теперь смотрела на гостей, излучая тепло. Стол ломился от блюд, невольно вспомнился сосед в Колышлевске Илья Ефимович. Стеснительный от природы Антон, неожиданно осознал, что былой скованности нет. Он с благодарностью сел за стол и не мог оторваться от блинчиков, пирогов, картошки, исходящей ароматным паром, пока не почувствовал, что веки начали слипаться.
Хозяйка оставила волонтёров на ночлег.
– Куда же вы, на ночь глядя, путь неблизкий. А я живу одна, дом большой, места всем хватит. И Лидушкино жильё лучше при дневном свете осмотреть, там и свет-то не везде.
Антон ворочался на мягком диване, прислушиваясь к ровному сопению Кирилла, доносившемуся из соседней комнаты.
«Спит, ничего его не берёт», – думал Кислицин с досадой на собственную бессонницу, перебирая детали вечернего разговора за обильно накрытым столом. Действительно, странное исчезновение. Допустим, сын и его подельники убили старушку, возникает вопрос о мотиве. Зачем ему, живущему на пенсию матери, лишать себя единственного дохода? Если даже предположить, что эмоции взяли верх – надоела мать, мешала пить, куда они дели тело? Вряд ли они спрятали его так, что полицейские не смогли обнаружить. И почему Любовь Семёновна так уверена, что соседку никогда не найдут, что знает она?
