— Бежим, нам в Ростов надо, людей созвать. Моих спасать нужно, они гибнут. Быстрее! — она дергала его за рукав.
— Поздно бежать, — потупил взор Кирьян, — нет их больше, полегли все.
— Как все? — слова брата плохо доходили до сознания. — И… Юрий?
— Всех перебили. Вдова ты опять.
Елки и исхудавшее лицо брата поплыли перед глазами.
— Дуня, Дуня! Ты чего?
Евдокия завыла, как воет волчица над мертвым волчонком, в голос отчаянно, безнадежно. «Полегли все… Всех перебили. Как же так?!»
— Ну, будет, будет убиваться, — обнял ее за плечи брат. — Не в бедности прибывать станешь, у мужа покойного чай в Ростове двор богатый, заживешь.
Дуня резко отстранилась от Кирьяна.
— Ты же предупредить обещал! — гневно выкрикнула она.
— Так и предупредил. Думаешь, кто твоему муженьку с дерева знак подал? Он увидел да в лес тебя погнал.
— Так разве раньше нельзя было?!
— Нельзя, — равнодушно пожал плечами Кирьян.
— А откуда ты знаешь, что я замуж вышла? Ты следил за нами все это время, следом как тень крался, а не помог! — Дуня задыхалась, воздух стал каким-то тяжелым, плотным.
— Ты просила знак подать, я, как смог, подал, — шмыгнул носом братец. — Теперь отдавай, что обещала. Уговор был. Я видел, он тебе в руку сунул, — Кирьян шагнул к ней, Евдокия невольно отпрянула назад.
— Не дури, Дунька, добром сама отдай!
И тут она увидела того — другого. Брата больше не было, да его давно уже не было, только она не замечала, не хотела замечать. На нее из глубины небесно-голубых глаз взирало оно. Когда непоседа мальчуган приоткрыл потаенную дверцу и впустил в себя это? И как легко оказывается перешагнуть черту. Стало жутко.
— Отдай! — повторил чужой хриплый голос.
«Что делать? Шею мне сейчас свернет, а пояс я князю должна снести, как Юрашик велел».
— Чего отдать-то? — наивно захлопала она ресницами. — То муж мне калиту с серебром сунул.
— Пояс ведовской давай, сука! — угрожающе двинулся к ней Кирьян.
И тут она вспомнила торопецкую уловку Юрия, как он едва не всучил князю свой кушак. Мстислав ведь поверил, чуть не схватил со стола простую тряпицу.
— Погоди! — остерегающе вытянула она руку, затем вынула заправленный за кушак топор и кинула на снег, потом медленно, подражая мужу, начала развязывать свадебный пояс, сняла с него бабий скарб, кошель, отряхнула расшитое полотно, золотая тесьма заиграла на бледном дневном свете.
— Бери, — протянула она Кирьяну.
Брат порывисто схватил кушак, внимательно стал рассматривать ярославкий узор. Дуня напряженно ждала.
