— Эй-ей. Этак ты все умнешь! — запротестовал Юрко, забирая от нее миску. — Да ешь, шучу, — поспешил пододвинуть обратно, увидев, что Евдокия надула губы.
Чернявый сыто откинулся на лавке.
— Что там, купчиха сопливого Еремку на сеновале обучает? — подмигнул он Дуняше.
Евдокия бросила есть и, обиженно вздернув нос, пошла на свою лавку.
— Дуняшь, да я же пошутил. Ну, чего сердиться-то? Да я ее пальцем не тронул, — встал следом чернявый. — Вон глянь там под лежанкой чего лежит.
Евдокия нехотя наклонилась. Робко сверкая в свете лучин начищенными боками, под лавкой стоял целехонький бабкин котел.
— И когда успел? — заулыбалась Дуня, доставая и целуя холодную медь.
— А меня так? — улыбнулся Юрий. — Ну, хотя бы в щечку, нешто не заслужил?
Она стремительно подбежала, чтобы быстро чмокнуть щетинистую щеку и упорхнуть на безопасное расстояние, но Юрко оказался проворней. Он по медвежьи сгреб ее в охапку, награждая горячими поцелуями, освобождая шелковые косы от дареного повоя.
— Истосковался я по тебе, приласкай, — страстно шептал он ей на ухо, заставляя сердце бешено колотиться, — никто не узнает. Я нарочно Еремку подпихнул, чтобы все думали, что это я с купчихой развлекаюсь. Приласкай. Ладушка моя, медовая, Дунюшка…
Он заговаривал ее, убаюкивал нежным шепотом, плавно подталкивая к лавке. Наверное, она бы сдалась, силки ревности были расставлены уж очень умело, но дверь громко скрипнула. Оба тут же отскочили друг от друга. На пороге стоял незнакомец.
— Помешал? — без тени сожаления пробасил ночной гость.
Это был высокий, крепкий телом муж на вид лет сорока. Тяжелый властный взгляд из-под нависших густых бровей, крупный нос, искривленные насмешкой пухлые губы, густую русую бороду подернула легкая седина. Под простенькой мятлей красовалась расшитая золотом алая свита.
— Признал? — незнакомец скрестил крупные руки на груди.
— Как не признать, светлый князь Мстислав Мстиславич, — низко поклонился Юрий.
Дуня поспешила поклониться следом, пряча под повоем косы. Она в жизни не видела ни одного живого князя. Этот вызывал страх.
— Я тебя тоже признал, Половчанин, — Мстислав уселся за стол, недовольным жестом отодвигая капусту, Дуня поспешила убрать миску со стола. — Помню на свадьбе дочери моей громче всех здравицы кричал, с княжьего стола слыхать было.
— Дурен во хмелю, моя вина, — еще раз смиренно поклонился Юрий.
— А ты у нас Половчанин али уже Полочанин? — прищурился князь.
— Хотел бы да кудрями черными не вышел. Родился второй раз под Полоцком, так что можно и так кликать. А моя родня в половецкой степи кочует, — улыбнулся Юрко. — К Галичу сродники мои не подходили, не тревожили?
