«А верю ли я Кирьяну?»
— Не знаю, — честно призналась она.
— То-то и оно. С чего бы ему сердобольному к тебе выходить? Совесть заела? Вырваться только через Волгу сможем, и чем скорее, тем лучше. Нам бы до Твери дотянуть, а там воев в охрану наймем. И впредь, коли землячки наведываться станут, — Юрий наградил Евдокию надменным взглядом, — сразу сказывай, а то решу, что ты с ними заодно.
Дуня задохнулась от обиды, она хотела что-то возразить, но торопецкие воротники замахали руками, приглашая в град. Отряд тронулся с места.
Торопец встречал гостей молчаливым любопытством. Народ вывалил на улицы, разглядывая чужаков. Здесь в крепости действительно готовились к осаде. Мужи ходили в броне. Вдоль стены лежали готовые поленницы дров и котлы, варить смолу, грудами были свалены бревна, ломать осадные лестницы. Вои несли сторожу на всех пряслах[59].
— Вот это мы попали на честной пир, — пошутил Ждан.
— Да уже столы новгородцам накрывают, — отозвался Горыня. — Ладно охраняют добро свое, все у них к делу.
А охранять действительно было что. Торопец, аскетичный снаружи, внутри поражал достатком. Покрытые новенькими деревянными настилами узкие улочки обрамлялись не тощими изгородями, как на витебском посаде, а невысокими дощатыми заборами, подогнанными дощечка к дощечке. Сами торопецкие домишки были хоть и небольшими, а все ж под резными гонтовыми крышами, с витыми столбами сеней. Да и среди горожан не встречались оборванцы, крепкие мужские свиты с богатой вышивкой выглядывали из-под искусно-выкованной брони, бабы щеголяли в богатых поневах. Даже убогие на паперти поражали округлостью щек. Везде царила сытость. Город напоминал ларец с самоцветами.
Провожатые довели ростовцев до небольшого двора с задиристыми петушками на воротах:
— Светлый князь Давыд Мстиславич постоем вас здесь жалует. Купец Якун в отъезде, жена всем заправляет, с нее обед спрашивайте.
— Нам бы сразу к светлому князю, спешим мы, — неодобрительно покачал головой Юрий.
— Не велено. Пришлют за тобой.
— Не полон[60] ли? — забеспокоился Горыня.
— Теперь уж куда деваться, поглядим, — Юрко задумчиво потер бороду.
Хозяйкой оказалась игривая задорная баба лет тридцати. Круглолицая, с озорным изгибом бровей, высокая, дородная, пышногрудая она манила взгляды истосковавшихся по женским ласкам воев.
— Проходите, гостюшки, располагайтесь, — засуетилась она, цепко выхватывая из мужской толпы смазливого Твердятича. — Кто за постой платить станет, не ты ли, муж почтенный? — улыбнулась она, оправляя складку на поневе. То, что плату надо истребовать вперед, хозяйка была хорошо обучена.
