Ветер швырнул в лицо дурманящий медовый аромат. Раздвигая грудью малиновый кипрей, Юрий прокладывал дорогу, Дуняша семенила следом.
— Дойдем до леса, там еще немного и дорога на Смоленск откроется, для нас самая опасная, — объяснял чернявый. — Нужно пройти по ней, да так, чтобы нас кто из перехожих людей заприметил и смог ворогам потом рассказать, мол, видел воя и бабу, к Смоленску ушли. А нам только то и надобно. Помелькаем да обратно в лес, а там и к Витебску.
— Хитро, — согласилась Дуня, — а если мы их самих на дороге встретим?
— По-другому никак нельзя. Если не сможем убедить, что Смоленской стороной уходим, так и будут на пятки наступать. Станем в оба глядеть да головой крутить. Давай сейчас попробуем, ты влево смотри, а я в десную сторону.
Дуняша повернула голову. В высоком пестром разнотравье взгляду не за что было зацепиться, только вечные труженицы пчелы старательно окормляли цветы да беспокойно метались из стороны в сторону суетливые стрекозы, наверное, где-то рядом была вода. Далеко на окаеме[45] виднелся гребень нового леса.
— А как же мне без повоя на люди показываться? — Евдокия вспомнила, что уже который день брела с непокрытой головой. — Может платком покрыться?
— Жарища, а ты в шерстяной убрус[46] кутаться станешь?
— А что делать? Как я такая на дорогу выйду?
— Расплети две косы, заплети как у девки одну да иди себе, — отмахнулся Юрко. — Али ты боишься — женихи набегут, проходу не дадут? Так я их быстро отважу.
— Вот в тебе-то и дело, получается, девка с чужим мужем идет. Что люди подумают? Срамно.
— Да может ты сестра моя.
— Кто?
— Сестра, — смущенно повторил Юрий.
Дуняша рассмеялась, первый раз за всю дорогу, звонко и до слез.
— Ну, будет, будет, хохотунья, — не мог унять ее чернявый. — Чего я такого смешного-то сказал?
Это вызвало новый приступ смеха.
— Ну, не родная сестра, дочка мачехи или племянница, сиротка на воспитании. Да мало ли еще кто? Какое им дело? А в Витебске я новый повой куплю, коли тебе незамужней так охота короб этот на голове таскать.
Дуня успокоилась, но все равно время от времени у нее вылетали сдавленные смешки. «Как-то не к добру я развеселилась».
Они дошли уже до середины луга. Стало основательно припекать. Дуняша потрогала горячую макушку. «С повоем было лучше, не так пекло, жалко, что рушник затерли, можно было бы его повязать. Добредем до воды, постираю. А сейчас хотя бы лопушок», — девушка беспокойно закрутила головой. Поверх травы мелькнули черные тени.
