«Утонем, ох, утонем! — продолжала переживать Дуня. — Хотя лучше на дно пойти, чем к этим в лапы попасть». Это немного успокоило.
Весь день они пробирались сквозь топь. Местность Дуняша вспомнить так и не смогла, и не смогла, уж больно много времени прошло, да и не так часто они сюда забредали, только в неурожайные годы, когда из-за поздних заморозков навязывалось мало ягод, и вкруг Корчи всё спешно выбирали соседи. Но зато Евдокия хорошо чувствовала болото, знала его, по приметам безошибочно определяла, где топко, а где можно проскочить. Она вела спутника уверенно, почти не пользуясь слягой.
Уже под вечер они набрели на небольшое озерцо, обрамленное елями. В небе стали сгущаться тучи, запахло дождем.
— Здесь заночуем, — скинул мешок Юрий, — кущу[34] надо ставить, а то до нитки вымокнем.
Одна из елей заметно покосилась, обнажив из песчаной почвы корни. Там Юрко и начал прорубать, убирая лишнее, пещерку. Дунечка заделывала щели лапником. Вскоре нора была готова. В отдалении уже гремело. Поужинав, горе-путники уселись у озера в ожидании дождя. Ноги у Евдокии гудели, непривычные к такой долгой ходьбе, спину ломило от усталости.
— Кто эти люди? — осторожно спросила Дунечка.
Юрко, насупившись, молчал. Он, вообще, стал каким-то тихим, не похожим на недавнего балабола.
— Зачем они за нами гонятся? Ты им нужен али пояс ведовской? — продолжала допытываться Евдокия.
— Тебе то знать без надобности, — буркнул чернявый. — Не бойся, уведу я тебя от них.
— Как это без надобности?! — взвилась девушка. — Мне твой пояс проклятый всю жизнь сломал, а мне без надобности!
— Да пояс-то при чем? — Юрко лениво откинулся на траву.
— Как при чем?! Да все он проклятый! — Дуню прорвало. — Ведь у нас все хорошо было, как у Христа за пазухой за батюшкой жила, пока ты не появился! А как пояс это в руки взяла, беда за бедой стали приходить. Сначала отца деревом в лесу задавило, потом брат из дому сбежал, нас с бабкой в горе бросил. Да мы еще держались. А потом бабуля захворала, — Евдокия вытерла мокрые глаза, о Лукерье без слез она говорить не могла, — такая крепкая была, за месяц сгорела, на руках у меня померла. А братья двоюродные за старика меня отдали, а избу нашу себе захапали, и никто за меня сироту не заступился.
— Зачем старику-то молодуха, вдовиц что ли в округе не было?
— Рукодельем чтоб ему калиту набивала. Я ткала да вышивала, а он в Полоцк на торг возил.
— Да помню, я рубаху твою как память сберег, в коробе дома лежит, — Юрий неловко улыбнулся.
