— Да я про то и думать позабыла, — замялась Евдокия. — А как ты, ладушка, догадался? — она виновато стала ласкаться к мужу.
— Ишь ты, ладушкой сразу стал. Простотой деревенской прикинулась да давай свою работу вместо пояса ведовского подсовывать. Мною-то добытый куда девала? Сожгла?
— Сожгла, — потупив очи, созналась жена. — Да как было не сжечь? Время шло, ты за поясом не являлся, а на меня беды одна за другой наваливаться стали. Вот я и решила, что Бог меня за ведовство наказывает, я нитки какие надо на базаре в Полоцке купила, тайком точно такой же пояс соткала, а бесовскую вещицу в костер кинула. И вот, не по
И вот, не поверишь, на следующий день муж помер, а через три дня и ты за мной явился. Ну, ты то не знал еще, что за мной, да и я не знала… А как ты догадался? — опять робко прошептала она.
— В Торопце пред князем Мстиславом на колени падала? Падала. Божилась, что ничего не везем? Божилась, распятьем себя осеняла. А станет дочь дьяка церковного богобоязненная божиться, ежели колдовское прячет? Верно, не станет, грех ведь большой. Стало быть, что? — Юрий хитро прищурился. — Правильно, обвела меня коза моя вокруг пальца, — он слегка ущипнул ее пониже спины. — Я при свете дня тайком сверточек развернул да стал смотреть, а пояс-то новый.
— Отчего ж ты меня бранить не стал, а смолчал? — Евдокия коснулась губами грубой мужской щеки.
— А чего ж бранить без толку, коли поворотить ничего нельзя. Сам виноват, не являлся долго. Да и ссориться с тобой не с руки было после такой-то ночи жаркой, еще хотелось. Вот и смолчал. Решил, я не разобрал, так и другие проглотят, главное донести.
— Ну, все же мне совестно было, что я княгиню обманывала, но признаться я не могла, она в силу древнюю так верила, — Дуня разволновалась, перед глазами стояло лицо добродушной Марии.
— Так и Мстислав верит, Удатным себя кличет, мнит небось, что пояс его ведовской с Калки домой принес. А это подлость и трусость его спасли, а не пояс твой, — Юрий стал мрачным. — Столько людей погубил, а они спастись бы смогли[77].
— Так, бают, проиграли же битву. Вы не успели с подмогой подойти, бродники предали, половцы дрогнули. Вот все бедой и оборотилось. А Мстислав удачлив, так и сумел убежать, а другие князья не успели, вот их поганые и похватали.
— А не бают там, что он, спасаясь, на Днепре от страха велел все лодьи оттолкнуть от берега, чтобы поганые в них не сели да его не догнали? А на этих лодьях православные вои могли бы спастись, а так их, как кур, у берега переловили.
