Эдрик все так же равнодушно повел плечами.
— У меня достаточно времени, чтобы все восстановить, — спокойно заметил он. — А если Хеду хочется заработать еще пару минут славы, то не за мой счет!
Ана удивленно хлопнула глазами. Подобное услышать она точно не рассчитывала.
— Ты правда думаешь, что Хедин затеял расследование, только чтобы…
— Еще раз выслужиться перед отцом, — закончил за нее Эдрик и кивнул. — Само собой разумеется, Ана. И я даже не сомневаюсь, что он найдет какого-нибудь мальчишку, который расскажет, что он зашел в мастерскую погреться и случайно сбил настройки на орудиях. Посадить его все равно будет нельзя, а я возмещу ущерб и «стану гораздо серьезнее относиться к охране бесценных изобретений»
Последней фразой Эдрик передразнил отца, который без всякой задней мысли посоветовал младшему сыну сменить в мастерской замки и укрепить двери.
Ана же испытующе посмотрела на товарища. Такого Эдрика ей знать еще не приходилось. Она и подумать не думала, что он столь жестко встанет против брата. А слова- то — словно Ана сочиняла. Но только не сейчас. Сейчас все казалось иначе.
— Я всегда была на твоей стороне, Эдрик, и ты это знаешь, — нахмурилась она. — Но иногда ты говоришь такие глупости, что проще дать тебе по лбу, чем пытаться переспорить.
Эдрик снова повел плечами и невесело улыбнулся.
— Поживем-увидим, — примиряюще сказал он.
Ана плохо спала ночь, расстроенная произошедшими в Эдрике переменами. Вместо того чтобы собраться и доказать своей неверной возлюбленной и всему Армелону, чего он действительно стоит, он расквасился и смирился, а теперь еще и пытался найти вину других в собственных неприятностях. Хедин, конечно, поступил, как последняя скотина, переспав с Джеммой, чтобы отомстить брату за унижение, но та-то явно была не против: уж в насилии Хеда никто не обвинял. А значит, не было у нее к Эдрику настоящих чувств. Потому что когда любишь, на других не смотришь: это Ана знала по себе. Как бы ни было больно и горько, а за все эти годы ей ни разу не захотелось изведать близости другого парня. Даже сейчас, когда сердце было втоптано в грязь и не оставалось совсем никакой надежды на любовь Хедина, Ану передергивало при мысли о том, что кто-то другой может касаться ее рук, обжигать дыханием, терзать ее губы своими. А уж о том, чтобы лечь с ним в постель, не могло быть и речи. Хоть из какой мести. Хоть из-за какой обиды. Хоть под каким предлогом. Чужой мужчина, чужие ласки — и полная потеря самой себя. Быть может, Джемме было все равно. Но для Аны после такого поступка она просто перестала существовать.
