— Анемонами, — подсказал Алексей Антонович.
— Не знаю, — она села рядом с ним и положила руки на колени.
Пролетел теплый ветер, прошелестел в траве и шевельнул на плечах у Анюты голубой газовый шарфик. Она сидела, уставившись глазами в одну точку, и, так и не отводя их, как бы про себя сказала:
— Как хотелось бы мне быть Марьей Непомнящей, хотя я не верю в нее, и лежать теперь здесь, под этим вот камнем…
— Странная мысль, Анна Макаровна! Почему?
— Ее любили, и она сама любила. Вечно. До гроба.
— И вы будете любить… — он чуть не закончил фразу: «и вас любят», но почему-то сдержался.
— Нет, — качнула головой Анюта, мельком взглянула на него и опустила глаза. — Я, вероятно, действительно выйду замуж. Даже это лучше, чем оставаться рабыней у купцов.
— А разве…
Но Анюта его перебила:
— Авось появится хоть кто-нибудь и посватает.
— Вот и посватает тот, кто вас любит.
Ему хотелось привлечь к себе Анюту, сказать ей то самое слово, дороже которого нет…
— Я бесталанная. Я делать ничего не умею, — в глазах Анюты блестели слезинки.
— Вам надо учиться, — твердо сказал Алексей Антонович.
— Мама выучила меня читать и писать. Для горничной я имею достаточное образование.
— И вы с этим согласны?
Анюта сняла шарфик с плеч, скомкала и положила на колени.
— А что же другое я могу сделать? — И сразу, словно смахнув с лица грустную дымку, заговорила озорно и шумно: — А вы, Алексей Антонович, предусмотрительный: захватили-таки с собой саквояжик. Интересно, что положено в нем? Ну-ка, открывайте, показывайте скорее! Боже, как мне кушать хочется!
Одинокое белое облачко скользнуло меж землей и солнцем, и тень от него легкой птицей пронеслась по косогору.
Бегут и бегут к востоку высокие кучевые облака. Встают бесконечными рядами над линией дальних, чуть видных гор и тихо вначале, а потом все убыстряя бег приближаются к солнцу. Словно хотят окружить его, обойти со всех сторон и закрыть от него вечно влюбленную, переполненную жизнью землю. И бегут, бегут облака, Ширясь и разрастаясь, кудрявятся и прихорашиваются и сияющей белизной стремятся ослепить само солнце. Но мимо, мимо проносит их верховой ветер на легких крыльях своих, и, промчавшись под солнцем, исколотые его острыми лучами, так разрозненные, и уплывают облака на восток. И сразу блекнут, темнеют, исчезает их пышность, и замедляется бег, и теснящейся толпой опускаются они за черту горизонта.
А с запада поднимаются им на смену новые и новые, идут все гуще и плотнее и превращаются в грузную, отягощенную влагой тучу…
