— Ты сманиваешь Сауда. Он уйдет, а дома работать кто за него станет?
— Ты. Кто же больше?
— Ого!
— Сауд, однако, устанет? — вмешалась в разговор Дулькумо. — Лучше бы, Топко, ты сам с Раулем сходил. Оленей, правда, пригнать старику надо. Уйдут, порастеряются.
— О, Дулькумо-о! — рассмеялся Рауль. — Ноги Топко я знаю. Они большие, да дюжбы в них мало: только на один переход. Сауд же — быстроногий. В тебя он.
Топко хотел на это обидеться, но похвала сыну отогнала недовольство, и с языка сошла шутка:
— А! Идите! Я буду сидеть и есть мясо. Дрова нарубят бабы сами. — Широкий рот Топко растянула зевота.
Сауд снаряжался. Пэтэме принес он вчера сладкую бультину, слепому дедушке поможет пригнать оленей. К тому же так далеко на лыжах он еще никогда не ходил. Попытать себя в этом только приятно.
Долго ли собраться в дорогу? За спинами по легкой винтовке-малопульке. В понягах по пятку пресных лепешек, котелок, щепоть соли, кусок кирпичного чаю, на бедрах по острому ножу. На себе по коротенькой до колен парке. На привязи у кистей рук широкие рукавицы. На головах по ситцевой повязке, чтобы на ходьбе не смокали волосы. В руках по стальной пальме. Вот и все сборы. Надеть на ноги лыжи быстрее, чем завязать петелькой вязку. Мало пищи? Так зачем нести на себе ее много, когда в натрусках достаточно пуль. Нужная щепоть пороху в пути дороже тяжелой ноши. На то в тайге и зверь, и птица. Не стреляй мимо — не пропадешь с голоду.
— Пошли! — не оглядываясь сказал Рауль.
На чуме Топко хлопнула дверная пластина. Запорошенная снежной пылью голова Дулькумо наклонилась над рукодельем. Она проводила сына.
— Выдюжит ли парнишка идти за Раулем? — усомнилась вслух Дулькумо.
— Сдю-южит! — успокоил ее Топко. — Рауль прямоглазый, как ястреб. Криво не ходит, да и у Сауда глаза выросли не на боку. Посмотрит, узнает сам лучше леса.
«Вернется ли Рауль живым с худого места?» — заботилась про себя Этэя.
Когда перестала мерещиться тень лыжников, Пэтэма оторвала глаза от дырочки на берестяном покрове и с детской откровенностью сказала Бали:
— Дедушка, я не умею так ходить на лыжах, как ходит Сауд.
— Эко! — вздохнул Бали, зажмурился, выгнул спину заморенным оленем и думой опередил бег лыжников на родную стоянку.
Пятые сутки подряд дуд ветер. Пятые сутки, не утихая, плакала скрипом в развилине кедра давно упавшая сосна. Воющим свистом подвывала подсохшая на корню старая лиственница.
Огонь пожирал много дров, однако в чумах не держалось тепло. Тепло выхватывал ветер. Топко предпочитал сидеть в одежде, чем таскать к жилищу кряжи. За это в прошлое утро его долго стыдила Дулькумо. Топко невозмутимо посмеивался и лениво дымил трубкой. Дулькумо вышла из себя, обозвала его «мозглым пнем».
