— У, как жарко! Отдохну, потом свяжу треногу. А, может, ты, Атэк, сделаешь основу чуму? — пытался шутить он, распахнув парку.
— Ладно. Ты руби дрова.
Водой посмотрел на яркие звезды и нехотя взялся за топор. Но почему так тяжело подниматься? Он ударил по сухому пню и почувствовал, что руки не его. Все больно. Отстает на спине кожа’ Должно быть, разбила с непривычки дорога. Ведь она была нелегкой. Ничего, усталость пройдет.
Атэк ножом очищала елки. Она готовила для чума шесты. Пэтэма подбирала ветки и ровным слоем растрясала их вокруг огня. Поверх снега это будет хороший настил. Вскоре у Атэк с Пэтэмой был готов шестовой остов жилища. Сегодня мать с дочерью не поленились. Для большего тепла они затянули низ чума новой лосиной, поверх которой накинули берестяной покров, а все основание чума огребли снегом.
Инеки просила есть. На такие случаи у Атэк хранится всегда в турсуке запас мелко-нарезанных кусочков сушеного мяса. Пусть ест дочь и все, кто хочет. Она же устала, ей не до еды.
Бодой внес в чум большую охапку тонко наколотых дров. Эти не будут дымить даже в самый сильный мороз. Ему посчастливилось найти сухую несмолистую лиственницу, и дым ее будет не горький.
— Ешь да будем ложиться, — сказала ему жена.
— Ты ела?
— Нет. Я сильно устала и хочу только спать.
Бодой съел полгорсти сушеного мяса. Сегодня оно ему не понравилось. Он попил бы медвежьего жира. Но где его взять? Атэк уже наладила постель, лучше под одеялом спокойно подумать о вкусном.
Бали улегся последним. Он недолго ворочался в постели, уснул. Ведь утром нужно будет аргишить дальше. До кочевий Рауля не близко. Сейчас он должен стоять в долине Чондоломо, если не ушел на Эрыун.
Бали по-стариковски выспался быстро. Хотел еще уснуть, но ничего не вышло, пришлось из теплого мешка вылезть на мороз: поневолило. И чаю не пил, а… вот она, старость какая! В молодости то ли терпелось. Тут еще слепота эта: не знаешь, скоро ли утро.
— Э-э! Слепому — все ночь. — Бали громко чихнул. В нос попала шерстинка от одеяла и щекотала.
— Отец, ты не спишь? — услышал он голос Бодоя.
— Выспался. Хотел вставать, да рано однако. Вот и лежу. Взгляни-ка ты через дымоход: может попадет на глаза «Хоглен»[20].
— Какой «Хоглен»? Я под одеялом замерз. Голову жмет плашкой[21]. Накинь-ка сверху на меня парку, я, может, скорее согреюсь.
Бали отдал одеяло сыну, потом добыл огонь и, лежа перед ним, слушал, как в тайге лопаются от стужи деревья.
«Не потому ли мерзнется Водою?»
