«Он существует!» – повторяла она, и с этой странной мыслью засыпала.
Так прошло немало времени. Однажды днем, когда мужчины тесали камни, а женщины ловили рыбу, она решилась на чистой воды безумие. От работы ее отлучили – брезговали помощью, но Лаура не сильно обиделась: мать пока подносила еду, да и сама она кое-что вылавливала по ночам. Отчаянная мысль грела ее сердце, и девушка осмелилась на роковой шаг: стала карабкаться по отвесным камням, что складывали стенки жуткого колодца. Камни были холодны и скользки, но между ними был мизерный зазор – такой, что можно было разве что пальцем ухватиться.
Первые попытки все, как одна, были неудачны, последующие – тоже, но она не успокаивалась: цеплялась ободранными до крови пальцами за выступы, взбиралась на высоту двух сложенных вместе людей и срывалась в морозную воду. Делала она это, в основном, когда никто не рыбачил: сколько б много воды ни было, но она грохотом от своего падения распугивала всю рыбу; и женщины визжали и орали на нее, не смея, впрочем, дотронуться.
Сперва все приходили и потешались над ней, над ее бредовыми идеями и пустыми фантазиями, и так продолжалось долгими неделями; но постепенно разговоры о ней стихли – всем наскучило это занятие, и, видя ее упрямство и глупость, все окончательно махнули на нее рукой, как на тяжко больную и неизлечимую от своего безумия.
Только каждый день какая-то худая, даже костлявая, женщина неизменно приходила к колодцу и, срываясь на охрипший крик, вопила:
– Глупая! Куда ты лезешь, на мое несчастье и свою погибель?! Свернешь себе шею! А нет, так – сорвешься и упадешь с высоты: хлопот потом не оберешься лечить тебя… Бросай заниматься этой ерундой! Сию же минуту! Кому я говорю?! Спустись на землю, куда полезла?!
– Так идут к звездам! – упорно отвечала Лаура.
– Там нет ничего и никого, да и быть не может: ни звезд, ни людей… Наслушалась всяких бредней и впустую тратишь жизнь, пока другие люди делом занимаются…
То была родная мать – она увещевала любимую дочь, как могла, но девчонка была напористая и не хотела сдаваться, продолжая с немыслимым рвением верить в звезды и людей, что живут в стране Вечного Света совсем по-другому, не так, как они. Верила и все карабкалась, карабкалась, срываясь в очередной раз, набивая себе шишки и ушибы, не говоря уж о том, что все тело покрыли расползшиеся синяки. А один раз дело все ж обернулось несчастием и тупой, немой болью: Лаура вывихнула палец, и мать, под покровом темноты, рискуя тоже прослыть «очумленной», вправила его на место. Крик боли эхом отзвучал в мертвой тишине.
