Homo Revolution: образ нового человека в живописи 1917-1920-х годов | страница 19
Канет в лету тяжелая революционная эпоха. На смену ей придет новое время, которое так же принесёт за собой новые веяния и идеи. Но быстротечность жизни противопоставляется вечности искусства – словно иносказательно выразив эту мысль, художник помещает в атмосфере скромного быта гипсовые статуи, примеры величайшего искусства античности.
В предельно реалистичной форме донес до зрителя Николай Борисович Терпсихоров неповторимый колорит эпохи, в картине нет ничего искусственного, она является ярким образом героических революционных лет, будоражащих умы и чувства людей того времени.
Художники, сожалеющие об уходящей культуре
«Они разговаривали уже давно, несколько часов, как разговаривают одни только русские люди в России, как в особенности разговаривали те устрашенные и тосковавшие, и те бешеные и исступленные, какими были в ней тогда все люди»
Б.Л. Пастернак «Доктор Живаго»
Вторым течением, были ряды художников, стремящихся к изображению правдивой сущности эпохи и подчёркивающим в ней еще не ушедшие черты дореволюционного времени, одним из таких был Борис Григорьев. Редчайший дар и умение импровизировать помогало художнику, сохраняя предметный взгляд и сюжетное видение существующей реальности, исключить сходство с натурой – он стремился к «новому реализму», в котором действовал принцип «реально – не до иллюзии, реально – до жути»35. Главным воплощением этого принципа стала картина «Улица блондинок» (рис. 10), цветная репродукция которой открывала издание Intimite 1918 года.36 Монументальное, обобщающее значение полотна подчеркивали его огромные размеры, 253x143 см. Предельно четкая архитектурная композиция и подчеркнуто величественная монументальность центральной фигуры, выдают желание автора придать полотну особую значимость. Резкие различия в масштабе между намеренно преувеличенной фигурой «блондинки», со жгуче-черными волосами и сильно подведенными глазами, изображенной в центре в развязной позе, и головами мужчин с мрачными лицами, стоящих у ее ног, словно у подножия монумента, создают видимый эффект сложения композиции из разнопространственных фрагментов. Реалистичность картины, и, в то же время, мистификация происходящего определяет строй картины. Мужские лица обладают конкретными чертами, а облик главной героини, напротив, обобщен, не индивидуален. Архитектурный фон выстроен на контрасте между зданиями современного города и средневековым сооружением.
(рис.10)
Претензию на символистское начало, на «сверхреальность», в данном случае, вряд ли можно назвать состоявшейся, слишком наивно-литературно, перегружено «говорящими» деталями и умышленными сравнениями это полотно.
